Алексей Молокин - Лабух

Лабух и Мышонок включили гитары в акустический режим, Чапа извлек щеточки. И они поиграли. Они пели про то, как «...На опушке леса старый дуб стоит, а под этим дубом партизан лежит, он лежит, не дышит, так, как будто спит, золотые кудри ветер шевелит...», и «По улицам Берлина полк пройдет, там лежит конец войны...». И про незадачливых самураев, кубарем летевших наземь, под напором стали и огня. И, конечно же, «По танку вдарила болванка...». Эту песню они пели уже вместе с танкистами. Потом пели танкисты. Хорошо пели, душевно и слаженно, так что Лабух понял, что они действительно — экипаж. По тому, как люди вместе поют, всегда можно понять, как они друг к другу относятся.

Потом командир извлек откуда-то видавшую виды гитару. Простую, не боевую, с треснувшей декой. На деку была налеплена смуглая переводная девица, застигнутая фотографом в тот момент, когда она еще только собиралась что-нибудь на себя нацепить. Вид у девицы был ошарашенный. Трещина на деке проходила как раз на уровне талии дивы, так что красотка, казалось, только что вырвалась из лап нерадивого фокусника, который распилил ее пополам, но не до конца.

Подполковник виновато посмотрел на Лабуха, дескать, извини, понимаю, что не умею, но очень хочется, взял аккорд и сначала осторожно, примериваясь, а потом уверенно запел.

Песня была явно местная, экипаж ее хорошо знал, но не подпевал, потому что, когда поет командир, остальные должны молчать и слушать.

«Он мог бы стать бардом, — подумал Лабух. — Но не стал, потому что стал командиром. Почему-то нельзя быть одновременно командиром и бардом, хотя среди военных барды все-таки встречаются. Ну что ж, зато подполковник и, судя по всему, хороший командир...»

— Время, — сказал Мышонок и посмотрел на Лабуха. — Нам надо идти. Спасибо вам, мужики.

— И вам спасибо, ребята, — командир встал. — Что же, нам пора, и вам пора. На Старом Танковом скоро смена кончается, как раз успеете добраться. Вы к нам еще приезжайте. Когда мы этого гада прикончим. Вот тогда мы с вами споем и спляшем!

— А когда вы его прикончите? — встрял Мышонок.

— Может быть, завтра, — задумался подполковник, — а может быть, через месяц. Но что прикончим — не сомневайся!

— Видели мы вашего гада, и экипаж его разглядеть успели, — решился, наконец, Лабух. — Это тоже ветераны, только клятые, вам с ними не справиться. Во всяком случае, стрелять в него бесполезно.

— Где видели? — подполковник сразу посерьезнел и подобрался.

— В Ржавых Землях, мы же шли через Ржавые Земли. — Там...

И Лабух, как мог, с помощью Мышонка и Чапы рассказал, что они видели в Ржавых Землях. Как ни странно, подполковник им поверил. Несколько раз уточнял, какое вооружение у монстра, сколько клятых в экипаже и прочие военные подробности. Потом задумался и сказал:

— Что ж, я тоже кое-что слышал, знаю, что на полосе отчуждения творится что-то неладное. Надо будет с летунами потолковать, у них тут недалеко аэродром, пусть смешают там все с землей, а мы подчистим. Клятые, не клятые — бомбе да снаряду все равно.

— Там и так все смешано с землей, — Лабух вздохнул: ну не понимал его бравый подполковник, — не поможет ваша бомбежка. Только хуже будет.

— Почему это хуже, — возразил подполковник, — поддержка с воздуха всегда помогала, а я где только не был. Боевые вертушки вызовем. Не сомневайся, все равно победа будет за нами!

— Да чихали клятые на ваши вертушки большим чихом! — Лабух очень хотел объяснить подполковнику, что клятых никакими бомбами не возьмешь, но не знал как. — В земле солдат больше, чем на земле, и оружия тоже больше, как вы не понимаете!

— У нас оружие современнее, а значит — лучше, — не соглашался подполковник, — у нас электроника, оптика ночная, баллистические вычислители, а там, на полосе отчуждения, одно старье! Туда отслужившую технику раньше свозили и расстреливали на потеху высоким чинам. Любили начальники полюбоваться на горящий танк или самоходку. Еще туда беспилотные мишени падали, когда зенитные комплексы работали. Там одни обломки, не могут обломки победить целое.