Чери Прист - Костотряс

Капитан без церемоний объявил:

— Он погиб. Что-то там повредил во время крушения — не то чтобы сломал, а внутри… ну, вы понимаете. Сначала вроде держался, а потом взял и помер. И теперь… не знаю даже. Наверное, отвезем его домой. Пускай его сестра решает, что с ним делать.

— Какая жалость… Он мне нравился.

— Мне тоже, — признался Клай. — Но с этим ничего не поделаешь. Идем, хватит нам здесь торчать. Мне уже осточертела эта маска. И этот воздух. Хочу поскорее убраться отсюда. Идем. Пора домой.

Не прошло и получаса, как «Наама Дарлинг» оторвалась от земли.

Капитан начал взлет с осторожностью, проверяя работу двигателей, баллонов и руля. Для махины таких размеров дирижабль поднимался довольно легко, и вскоре форт остался далеко внизу.

Кроггон Хейни с ворчанием занял место Родимера и взял на себя роль старшего помощника. Фань, пристегнувшись к креслу, исполнял обязанности штурмана в полном молчании — при помощи жестов и кивков. Брайар с Зиком устроились в углу, у слегка растрескавшегося лобового стекла, и смотрели на город.

— Пока что пойдем низом, через Гниль, — сказал Клай. — Если заберемся выше, напоремся на боковой ветер, а я с этой птичкой хочу быть понежнее, пока не буду уверен, что все работает как надо. А теперь посмотрите вниз и налево. Видите вокзал?

— Вижу, — откликнулась Брайар.

Внизу услужливо подставленными пальцами сплетались пешеходные мостки, ведущие в квартал, где стояло близ прибрежной полосы, вплотную к великой Сиэтлской стене, недостроенное здание вокзала. Света костров вполне хватало, чтобы все разглядеть, а люди, которые за ними присматривали, казались маленькими, как мыши.

«Наама Дарлинг» поплыла в опасной близости от вокзальных часов, и на них тупо уставился пустой циферблат величиной со спальную комнату. Ни механизмов, чтобы отмечать время, ни стрелок, чтобы его показывать. Это был символ тщетных усилий и несбывшихся надежд.

Воздушный корабль скользил над улицами, которые постепенно наводнялись трухляками. Те передвигались кучками и стайками, бестолково отскакивая от стены к стене, как стеклянные шарики, высыпавшиеся из ведра. Брайар прониклась к ним огромной жалостью, всем сердцем желая, чтобы кто-нибудь однажды их всех перебил — всех до единого. Они ведь когда-то были людьми и заслуживали лучшей участи.

Взяв курс на вершину, дирижабль полетел над склоном холма, самого высокого в городе. Брайар подумала о Миннерихте и засомневалась. Пожалуй, лучшего заслуживали не все из них. Лишь некоторые.

И она перевела взгляд на сына, сидевшего рядом. Он тоже смотрел в окно, на тот же город-катастрофу. И улыбался — не оттого, что город был красивым, а оттого, что все-таки победил его и что получит теперь единственную награду, к какой стремился. Брайар поглядывала на него искоса, чтобы не привлечь его внимания пристальным взглядом. Она так хотела, чтобы он улыбался, и гадала, много ли радости еще осталось в этой улыбке.

— Миссис Уилкс, мне не помешал бы ваш совет, — подал голос капитан Клай. — Я знаю, что вы жили где-то на холме, но точного места не назову.

— Туда. — Она показала пальцем. — Вдоль Денни. Выше по склону и слева. Большой такой особняк.

Он вырос из грязной, низко стелющейся пелены газа, подобно крошечному замку, — серый дом, ракушкой прилепившийся к круче и весь как будто бы состоящий из углов. Брайар разобрала очертания плоской башенки и площадки с перильцами на крыше, пышную отделку водостоков. От светлой расцветки милого старого гнездышка осталось ровно столько, чтобы выделять его во тьме.

Некогда стены были выкрашены в бледно-лиловый с серым отливом — ее любимый цвет. Она как-то даже призналась Леви — ему, и никому больше, — что ей всегда нравилось имя «Хизер»; [25] Heather (англ.) — вереск. Ср.: briar — шиповник. жаль, что оно не пришло на ум ее родителям. Тогда Леви сказал, что можно выкрасить в цвет вереска ее дом и, если у них когда-нибудь появится дочь, Брайар сможет назвать ее, как душе угодно.

Теперь тот разговор вернулся к ней отчетливо и ясно, словно воспоминание застыло и застряло у нее в глотке.

И вновь она украдкой посмотрела на Зика. В те дни она еще не знала о нем. Столько всего случилось, пока у нее зародились первые подозрения, — и ко времени, когда Брайар сообразила наконец, почему неважно себя чувствует и почему ей хочется всякой странной снеди, она уже оказалась на Окраине и дважды похоронила отца. Чтобы выжить, она понемногу продавала столовое серебро, прихваченное из дома Леви. А вокруг города, который был для нее домом, росли стены…