Беркем Атоми: Каратель

Старик достиг последнего дома поселка. Осталось совсем немного, но как плохо идут ноги, не успевают вовремя подыматься и опускаться… Да, осталось совсем немного, это точно. Сейчас бы посмотреть на солнце и выпить немного его теплого белого золота, но солнца нет, и неоткуда взять силы. А ведь еще заниматься с этим человеком. Тенри, если ты велел мне забрать его у духов, то дай же и сил… – снова бесстрастно ворчит старик. – Простой силы для тела, чтоб хотя бы вымыть его. Я не мыл его уже два дня, Тенри. Человеку не годится быть грязным.

Только где Тенри в этом человеке? Он выполз из землянки и лежит в грязи, воняя даже на холоде, и кажется, что мерзлая грязь растаяла под его головой – там, где в единственном глазу углем горит ненависть, не обращенная пока ни на кого конкретно, абстрактная, но от этого еще более жуткая.

Вот чего так испугался маленький Рашат, – думает старик, подымая вырубившегося человека с грязной дороги, – Жаль. Он неплохо помогал, взять хотя бы ту же воду. И тут же забывает о мальчишке, которому не суждено принять Знание – старый Яхья дождался.

До озера меньше ста метров, но старик до вечера набирает и греет воду. Хорошо, хоть курбаши Ульфат велел без разговоров снабжать старого Яхью дровами. Старик Яхья жжет эти дрова, греет воду и моет человека, обходя багровые затягивающиеся раны на синем теле. Уже месяц прошел, как человек появился в землянке старого Яхьи, и старик успел привыкнуть и даже привязаться к обузе, несмотря на то, что месяц назад изо всех сил желал ему смерти. Может, это из-за того, что старик достал из его ран немало разного металла и теперь отвечал за то, что не дал наступить неизбежному? Впрочем, сам Тенри послал этому человеку и смерть, и спасение, выдернув его с самого дна Нижнего Мира и положив на лежанку в землянке Яхьи, бывшего багучы – а ныне дряхлого, пережившего человечий век старика, ждущего смерти каждую ночь.

Когда Яхья-бабай увидел нацеленную на поселок опасность, то понял: это конец. На обе прибрежные деревни по склону времени спускался маленький уголек, и было ясно – уголек этот не остановится, пока не выжжет все дотла. Смерть, проступавшая на лицах некоторых мужчин, определилась – да, этого я забираю. Мало того – к отмеченным все прибавлялись и прибавлялись новые избранники; приближающийся уголек хотел взять всех. Яхья переглянулся с курямце, живущей в соседней деревеньке – ты как? Хоть что-нибудь сможешь? Курямце Гульюзум-аби, хоть и была в молодости ученицей самой Яшчерэ, но тоже лишь пожала плечами: Что «как»? Да никак. Сам видишь.

Яхья видел. Задержавшись ночью, рано утром уголек вспыхнул и понесся на людей, воя и разбрасывая кровавые искры. Сердце старика сжалось: хоть ничего неправильного не происходило и каждый отмеченный смертью просто следовал Реке – но многие явно не закончили свой путь, их линии грубо обрывал этот неведомо откуда взявшийся пришелец.

Однако на смертоносном пути уголька внезапно встала огромная сила, такой Яхья не то что не видел, но даже не мог себе представить; как может таракан представить танковую дивизию? Наверняка он считает, что она – нечто настолько же большое и страшное, как и тапочек.

Уголек разлетелся на искры, едва коснувшись вставшей на его пути невидимой стены, и Яхья радостно поблагодарил Тенри и Землю за неожиданную милость, одновременно с удивлением осознавая, что это не совсем милость, и что у него теперь появилось одно важное дело.

Тенри, отчего именно этот? Старик глядит на еле вскинутого на лежанку человека. Он снова на той стороне, его грудь вздымается неестественно редко. Значит, он сейчас далеко. Иногда старик замечает, что вдох от выдоха отделяют минуты.

Человек бродит в нехороших местах, ищет чего-то, расталкивая бире и отшвыривая с дороги эйе, словно невесомые снопы; ненависть делает его неуязвимым, он рыщет по мирам, скрежеща зубами, не замечая, как под его ногами лопается и рвется нежная паутина связей, тянущаяся из невообразимо далекого Начала Всего. Человек встречается с невероятными сущностями, даже имен которых не слыхал ни Яхья, ни самый сильный из его учителей, но не уделяет им и капли внимания, расплескивая их тела на своем безумном пути. Словно добела раскаленное лезвие, погруженное в мозг, человек нарушает все подряд – но остается живым; на нем даже зарастают раны, только бывший глаз неустанно сочится гнойной сукровицей, за ночь заливая человеку все лицо. Старик никогда не видел ничего подобного – но ни Земля, ни Тенри не останавливают человека. Видимо, им нравится то, что он делает.