Тэд Уильямс - Глаз бури

— Мы имеем должность предпринимать поиски ответов, — сказал человечек. — Я не имею знания. Откуда ты знаешь, что предназначение меча в убивании? А если в этом есть справедливость, почему ты предполагаешь, что убивать имеет должность кто-то из нас?

Саймон подобрал еще камешек и швырнул его.

— Я тоже ничего не знаю. Я просто кухонный мальчишка, Бинабик. — Ему стало себя страшно жалко. — Я просто хочу домой. — На последнем слове у него перехватило дыхание.

Тролль встал и отряхнулся.

— Ты уже не мальчик, Саймон. Ты очень мужчина. Молодой, но мужчина, по крайней мере, достаточно к этому приближающийся.

Саймон покачал головой.

— Это не имеет значения. Я подумал… не знаю. Я думал, все будет как в сказке. Что мы отыщем меч, и что он будет мощным оружием, что мы уничтожим врагов и что все будет хорошо. Я не думал, что кто-нибудь еще умрет! Как может существовать Бог, который допускает, чтобы умирали хорошие люди, что бы они ни делали?

— Это еще один вопрос, на который я не имею ответа… — Бинабик слегка улыбнулся, щадя чувства Саймона. — И я не имею возможности обучать тебя истинности. То, что превращалось в наши легенды о богах, оставалось в забываемом прошлом. Даже ситхи, которые проживают очень давно, не имеют знаний о том, как начинался мир или кто полагал ему начало, по крайней мере наверняка. Но я могу говаривать тебе маленькую важность..

Тролль наклонился, тронув руку Саймона, и подождал, когда его юный друг поднимет глаза.

— Божества на небесах или в камне местополагаются весьма далеко от нас, и мы можем только производить угадывание их намерения. — Он сжал плечо друга. — Но мы с тобой проживаем в то время, когда бог снова ходит по земле. И этот бог не имеет стремления к доброте. Люди имеют возможность сражаться и умирать, возводить стены и разрушать камни, но Инелуки умирал и возрождался: этого никто не совершал, даже ваш Узирис Эйдон. Весьма сожалею и не имею наличия богохульствовать, но Инелуки совершал то, к чему имеет способность только бог. — Бинабик слегка потряс Саймона, заглядывая ему в глаза. — Он питает зависть и ужасность, и мир, который он будет созидать, будет ужасен также. Наша задача имеет очень большую затруднительность и требует редко встречаемой отважности, Саймон. С вероятностью, мы не будем добиваться преуспевания, но у нас нет возможности отказываться от своей должности.

Саймон отвел взгляд от глаз Бинабика.

— Вот это я и говорю: как бороться с божеством? Нас раздавят, как муравьев. — Еще один камень полетел во тьму.

— Может быть. Но если мы не будем одерживать борьбу, то не сможем рассчитывать на очень большее, чем судьба раздавленных муравьев. Поэтому мы имеем необходимость предпринимать попытки. За самыми тяжелыми временами всегда преследуют другие. Мы можем умирать, но наша смерть будет означивать жизненность для других. С вероятностью, в этом не очень много утешений, но, во всяком случае, очень много истинности.

Тролль отошел и сел на другой камень. Небо быстро темнело.

— И еще, — сказал Бинабик, — может быть, глупо или не глупо молиться богам, но проклинать их — очень не признак мудрости.

Саймон ничего не сказал. Они посидели в молчанье. Наконец, Бинабик вытащил из полости своего посоха нож, вытряхнул оттуда костяную флейту и начал играть медленную грустную мелодию. Диссонирующая музыка, созвучная голосу одиночества, который звучал в душе Саймона, эхом отдалась в горах.

Саймон передернулся, когда ветер пробрался под его потрепанный плащ. Шрам на щеке ужасно щипало.

— Ты остаешься мне другом, Бинабик? — спросил он наконец.

Тролль отвел флейту от губ.

— До самой смерти и после нее, друг Саймон. — Он снова принялся за свою мелодию.

Когда песня флейты закончилась, Бинабик свистнул Кантаке и направился вверх, к лагерю. Саймон последовал за ним.

Костер догорал, и бурдюк не раз обошел круг, когда Саймон, наконец, набрался смелости, чтобы подойти к Слудигу. Риммер точил наконечник своего канукского копья оселком. Он не оставлял занятия некоторое время, пока Саймон стоял перед ним. Наконец он поднял взгляд.

— Ну? — голос его был резок.

— Прости, Слудиг. Мне не следовало так говорить. Ты просто старался быть добрым ко мне.

Риммер посмотрел на него, взгляд его был несколько холоден. Постепенно выражение его смягчилось.

— Можешь думать, что хочешь, Саймон, но не богохульствуй при мне.

— Извини. Я ведь просто кухонный мальчишка.