Абрахам Меррит: Женщина-лиса

Но, поразмыслив, он решил, что это нехорошо. Придется привезти ее и доказать, что это дочь его брата. Лучше привезти ее в Пекин живой… может, лучше даже, если она живой попадет в Штаты и законно будет установлена опека и передано наследство. Времени впереди много. А он получит свои полмиллиона и увеличенный процент с доходов, это поможет продержаться до тех пор, пока… что-нибудь случится и все состояние перейдет к нему. Он бессердечно подумал: «Ну, что ж, до Пекина это отродье в безопасности».

Утром они проехали через деревню. Их встретил староста и в ответ на обычные вопросы дал полный отчет об убийстве, бегстве Джин, о ее смерти позже в храме и рождении ребенка. Рассказ такой полный, включая все даты, что у Мередита родилось легкое подозрение. Как будто этот человек заучил свой рассказ. Время от времени он подзывал какого-нибудь жителя для подтверждения. Но Чарлз проявил должное горе и желание наказать убийц. А Бреннер и Лассаль в обычных словах выразили ему сочувствие.

Наконец он сказал:

— Прежде всего нужно увезти ребенка в Пекин. Там я найму хороших белых нянек. Здесь придется найти женщину, которая будет заботиться о ребенке до Пекина. Я хочу, чтобы девочка как можно скорее оказалась в Штатах под присмотром моей жены. И хочу привести в действие механизм наказания убийц, хотя понимаю, что особенно надеяться на это нечего.

Они согласились с ним, что желательно побыстрее отвезти девочку к его жене и что надежды на наказание убийц нет.

И вот он стоит, глядя на древние ступени, в конце которых находится ребенок. Он сказал:

— По этой лестнице не подняться на лошади, если только это не цирковая лошадь. А таких здесь нет.

Лассаль улыбнулся.

— К храму на лошади вообще не подняться. Там впереди ступени еще более крутые. А тропы никакой нет. Нужно идти пешком.

Мередит подозрительно сказал:

— Похоже, вы хорошо знаете это место, Лассаль. Бывали раньше в храме?

Француз ответил:

— Нет, но я разговаривал с теми, кто в нем был.

Мередит улыбнулся.

— Ли Конг посоветовал мне взять лошадь. Сказал, что женщины-лисы боятся их.

Бреннер рассмеялся.

— Die Fuchs-Damen! [1]Всегда хотел их увидеть. Точно как хотел увидеть одного из этих лунных лучников, о которых говорили во время войны. Да! Через лучника хотел бы пропустить пулю, но для женщины-лисы у меня нашлось бы другое оружие. Да!

Лассаль уклончиво заметил:

— Трудно кое-что изгнать из головы китайцев.

Бреннер сказал Мередиту:

— Я хотел бы задать вопрос. Далеко ли мы зайдем, пытаясь забрать ребенка? Если священник решит нам его не отдавать? Как далеко мы зайдем, убеждая его? — И задумчиво добавил: — Староста сказал, что со священником три женщины и четверо мужчин. — Потом еще более задумчиво: — Староста был полон подробностей. Да — много знал. Мне это не нравится, совсем не нравится.

Лассаль кивнул, ничего не говоря и вопросительно глядя на Мередита.

Мередит сказал:

— Не вижу, на каком основании Ю Чин отказался бы отдать нам ребенка. Я его дядя и естественный опекун. Отец девочки, мой брат, оставил распоряжение на случай своей смерти. Ну, он умер. Если священник откажется отдать ребенка добровольно, я буду прав, если использую силу. Если священник при этом будет ранен, винить он должен только себя. Если его люди нападут на нас и будут ранены, мы в этом не виноваты. Так или иначе, ребенка я заберу.

Лассаль мрачно сказал:

— Если дело дойдет до схватки, обратно поедем тем путем, о котором я вам говорил. В Кансу для нас будет лучше, если мы на протяжении дня пути отсюда не покажемся ни в одной деревне. И поедем мы со скоростью, которая может повредить ребенку.

Мередит ответил:

— Я уверен, у нас не будет неприятностей с Ю Чином.

Они привели с собой четвертую лошадь, крепкое животное с широким китайским седлом, на каких ездят женщины. Лошадей они привязали и начали подниматься по лестнице. Вначале они разговаривали, но их голоса постепенно поглотились окружающей тишиной, стихли. Разговоры прекратились.

Высокие сосны смотрели, как они проходят, скорчившиеся кусты следили за ними. Они никого не видели, ничего не слышали, но постепенно стали такими же настороженными, как сосны и кусты, руки их не отрывались от рукояток пистолетов, как будто это прикосновение придавало им уверенности. Они поднимались на выступ горы, с лиц тек пот, как струится он с испуганных лошадей, когда они чувствуют, но не видят и не слышат опасность.

И тут они как будто из полных угроз джунглей вышли к полной безопасности. Они по-прежнему молчали, но распрямились, перевели дыхание, руки их отпустили рукояти оружия. Перед ними была черепичная крыша Храма Лис, его голубой бассейн мира. Рядом с ним на каменной скамье сидел человек. У них на глазах он встал и пошел к храму. По обе стороны от него шли рыжие собаки. И вдруг путники поняли, что это не собаки, а лисы.