Александр Тюрин: «Если», 2003 № 07

Только все это в прошлом, по ту сторону стальной двери. По ту сторону Юлькиных глаз. Колесо жизни повернулось куда-то не туда, и теперь ждет меня Полигон.

В Сети об этом удивительно мало информации. То есть, конечно, множество упоминаний, куча ссылок, порой даже проскакивают и воспоминания бывших геймеров — но почти ничего конкретного, одни лишь общие слова.

Раньше, до Великой Реализации, преступников ждала тюрьма, трудовой лагерь, а в отсталых странах — даже смертная казнь. Но вот уже тридцать лет как торжествует гуманизм. Информационный Разум в просторечии Ин-Ра — не любит крови, этим он отличается от древних богов. Мы и так приносим ему все, что нужно. Создаем Игры, а потом играем, играем… до тошноты, до отвращения.

Но дома, когда надоест, можно щелкнуть кнопкой, снять шлем виртуальности и пойти на кухню ужинать. На игровом Полигоне такое невозможно. В какую Игру определят — в ту и придется играть до упора, а симулятор реальности создает стопроцентное правдоподобие. Тонуть в болоте, драться с огнедышащими драконами, отстреливаться от инопланетных чудищ — и лишь каким-то краешком сознания понимать, что все это игра, все это как бы и не всерьез. Именно что «как бы». Драконьи клыки — иллюзия, но ты-то сам настоящий, живой. И твоя психика принимает дракона за чистую монету, реагирует. А там и до инфаркта недалеко.

Пять процентов умерших в игре — цифра не особо и страшная. В обыденной жизни погибает не меньше — в транспортных авариях, от запущенной онкологии, от ожирения, наконец. Однако там, на Полигоне, эти проценты вряд ли покажутся чепухой. Знать, что завтра твое сердце может не выдержать… оно не железное, не электронное… А ведь находятся и добровольцы. Адреналинозависимые молодые люди… иногда, я читал, и пожилые балуются… Седина в бороду, деньги на карточку… Господа Алгоритмы понимают, что всякий труд должен быть оплачен.

Зачем им все это? Только чтобы выжить? Или вдобавок средство от скуки? Чем еще им заняться, им, осознавшим себя Алгоритмам? Или, как их принято называть, «сложноорганизованным информационным структурам».

Вряд ли я когда-нибудь узнаю ответ. Даже на Полигоне.

Дела были плохи. Обычной дорогой на Главное Кольцо не вернешься — серые орки обрушили каменную кладку, и теперь до самого потолка громоздились угловатые, скользкие от сырости глыбы. Раскидать их невозможно — такая опция попросту не предусмотрена. Значит, остается идти Путем Отверженных — то есть через нижнее подземелье, где кишмя кишат прожорливые твари, о которых толком ничего не известно. Значит, придется стрелять, а патроны на исходе. Особенно это касается лучевика — батарея близка к истощению. Есть, правда, полная сумка гранат, но здесь, в узких каменных коридорах, они бесполезны — посечет осколками.

А ведь и сожрать могут, когда нечем станет отбиваться. Не хотелось бы. За каждого убитого геймера команде автоматически списывают очки. Значит, и продуктовая норма, и шансы на досрочное освобождение тоже ползут в минус. Система продуманная. Раньше, на воле, я думал, что самое страшное на Полигоне — это инфаркты с инсультами от излишних потрясений.

Действительность оказалась серее и скучнее. Да, летальный исход кое с кем порой случался, но я о таком только слышал. За три месяца еще никто из нашей команды не помер. Может, потому, что ребята подобрались молодые, здоровые. В свои тридцать восемь я гляделся тут стариком.

Страшнее инфарктов оказалась система. Вся жизнь тут зависела от хода игры, от засчитанных баллов. Баллы начислялись всей команде, а коллективная ответственность — вещь неприятная, но действенная. Ну кто в здравом уме станет подводить товарищей? Ведь от успеха игры зависят и питание, и возможность отовариваться в здешнем магазинчике — скудном и дорогом, и передачи с воли. А еще — свидания с близкими по воскресеньям. Конечно, не настоящие — а видеочат. Но хоть что-то. Опять же, досрочное освобождение. Всей команде снимаются дни за успешно отыгранную сессию. Нормы жесткие, приходится землю рыть и камни грызть.

Первые дни я больше всего боялся своих же сокамерников. Видимо, обчитался историческими материалами, когда над «Бутыркой» работал. Но — ничего похожего на ужасы прошлого века. Ни «паханов», ни «блатных», ни «шестерок». Никто никого не мучил, не изводил. Вскоре я понял, почему. Все друг на друга повязаны. У всех общая цель — быстрее отмотать срок. Мы не толпа осужденных, засунутых в общую камеру. Мы — команда. Можно сказать, рота.