Дэвид Лэнгфорд - «Если», 2000 № 06

Едва Зайцев пришел в себя, она молча сунула ему кружку с водой и обернулась, радостно сообщив кому-то:

— Очухался!

И тут же из темного проема в противоположной стене показался седой безрукий старик с пустыми, давно зарубцевавшимися глазницами. Он вползал в пещеру медленно, с крокодильей грацией и свистящей одышкой. Старик по-черепашьи вытягивал тонкую морщинистую шею, загребал мозолистыми обрубками, как ластами, и по-животному нюхал воздух. Наросты на культях этого человекоподобного пресмыкающегося были безобразно толстыми, с наплывшей дряблой кожей и напоминали слоновьи ступни.

Алексей с недоумением и ужасом смотрел на старика. Он отказывался верить в то, что все это видит наяву, и даже забыл о воде, хотя жажду испытывал неимоверную.

«Хичкок вам кланяется, — мысленно попробовал отшутиться от горячечного видения Зайцев. — Подземелье Санникова. А старичок-то, наверное, давно ползает. — Алексей залпом опорожнил кружку и попытался вспомнить: — Человек подземный, как же это будет на латыни? Homo… sub terra… Нет, кажется, не так. Совсем все запамятовал. Боже мой, куда же я попал?»

Старик остановился, повел головой из стороны в сторону и замер.

— Здорово живешь, стояк, — сипло поприветствовал он гостя. — Я староста.

— Здравствуйте. — Зайцев сел, уперся головой в земляной свод и почувствовал, как за шиворот посыпался песок. Здесь не было ни деревянного потолка, ни дощатых, отполированных животами полов. Это была настоящая звериная нора с травяной подстилкой и соответствующим запахом.

— Хорошо ли почивал? — шевеля ноздрями, вежливо поинтересовался старик. У него были голые, младенчески-розовые десны и совершенно бесстрастный, едва слышный голос.

— Спасибо… нормально, — ответил Алексей и, чтобы не затягивать разговор, повторил, как он попал в эти края. Это разумное изувеченное животное внушало ему отвращение и ужас одним своим видом — у него не укладывалось в голове, как старик и все, кого он видел, способны связно говорить.

— И давно вы здесь обосновались? — с дрожью в голосе спросил Алексей.

Похоже, не поняв последнего слова, староста все же уловил суть вопроса и неторопливо ответил:

— Я самый старый. А родился здесь.

— Всюду жизнь, — не найдя ничего более подходящего, проговорил Зайцев. Он не знал, о чем бы еще спросить и от растерянности понес первое, что пришло в голову: — В восемьдесят девятом я был под Карагандой, так там люди тоже в землянках жили. А может, и сейчас живут. Яма, а сверху крыша. И ничего. Даже ковры на стенах висели. У вас-то здесь попроще, — обведя взглядом голые стены пещеры, сказал Алексей. — Прямо каменный век. Натуральным хозяйством живете?

Старик с женщиной, не перебивая, выслушали Зайцева, но отвечать не стали. Он сообразил, что, скорее всего, те ничего не поняли, и тогда Алексей решил сразу перейти к делу.

— Мне бы наверх. Может, покажете дорогу к Разгульному? — попросил Алексей и посмотрел на свои ноги. Он не сразу сообразил, что исчезли не только сапоги, но и шерстяные носки, и, пошевелив голыми пальцами, обшарил взглядом пещеру. — Меня, наверное, давно ищут, волнуются.

— Да кто ж ее знает, дорогу-то эту, — проговорил староста.

Ответ даже не озадачил Зайцева. Самым сильным его желанием было поскорее выбраться из душного подземелья на воздух, а там, возможно, он и сам определил бы, в какую сторону идти. Но путь к выходу преграждали старик и женщина.

— Тогда давайте я сам, — на этот раз обратился он к хозяйке норы и попытался встать на четвереньки. — Только покажите выход.

— Нельзя, — без намека на эмоции прошелестел старик.

— Почему? — От нехорошего предчувствия у Алексея похолодело в груди. Он уже готов был услышать любое самое страшное объяснение: что он пленник и выход наверх для него заказан, что за ночь наклонный тоннель залили раствором цемента, что от обитателей подземелья он заразился страшной болезнью… и даже слова о том, что мира, откуда он пришел, больше не существует.

— Нельзя, — повторил староста и, пожевав бесцветными вялыми губами, добавил: — Время божьего гнева. Выждать надо.

Последние слова сняли большой камень с души Зайцева, но ничего не объяснили.

— А кстати, где мое ружьишко и резиновые сапоги? — поинтересовался Алексей. Он еще раз внимательно оглядел крохотную пещеру и смущенно пояснил: — Не мое ружье, у родственника взял. И сапоги не мои.

Исчезновение обуви напугало его меньше, чем потеря ружья. Зайцев хотел было пожестче повторить вопрос, но тут в темной дыре появились сразу две физиономии, удивительно похожие на лицо хозяйки. У обеих вместо зубов остались жалкие черные осколки, напоминающие обгоревшие зубья старой ножовки.