Сергей Лукьяненко - Чистовик

– Хорошо. Я узнал, где мы находимся. Это музей.

Робот не ответил. Закончил движение, остановившись у стены напротив дверей.

– Подойди сюда. Здесь скрытая дверь, она должна открыться перед тобой.

Я подошел, и стена точно так же разделилась, разъехалась в стороны.

Робот тут же метнулся в проем, будто ожидал, что его могут задержать. Я прошел следом.

Такое ощущение, что изнутри весь стилобат был пустым. Эдакая коробка без перекрытий и этажей, из которой растут башни-пластины. Я постоял, поглядел направо, налево. Робот потопал направо, я из внутреннего протеста пошел налево.

Широченный коридор. Потолки метрах в пятнадцати над головой. Ровные серые стены, по потолку сложным узором разбросаны световые панели. На равном расстоянии друг от друга на полу стоят прямоугольные платформы, три на пять метров примерно. Края платформ огорожены невысокими, по пояс, поручнями.

Лифты?

Похоже. Потолок над ними кажется цельным, но это ничего не значит. А так, если прикинуть, то под каждой башней по своему лифту.

Я подошел к ближайшей платформе. Стена за ней оказалась не ровной, а покрытой неглубокими барельефами. Церкви, соборы, коленопреклоненные люди, горящие костры, стаи каких-то монстров, мчащиеся за людьми.

– Твердь, – сказал я уверенно.

Послышался топот – робот возвращался. Остановился рядом со мной, произнес:

– Каждая башня имеет свой транспортный узел. Мне механизмы не подчиняются.

– И куда ты хочешь поехать? Это музей, слышишь? Каждая башня – один из миров. Хочешь ознакомиться с жизнью городов-государств Вероза? Или тебе интереснее животный мир Заповедника?

– Иди за мной.

Я пошел. Это было не лучше и не хуже, чем продолжать экскурсию в другую сторону или оставаться на месте.

Мы прошли весь коридор до конца, до крайней левой платформы. Робот остановился.

– Здесь нет пиктограмм и рисунков. Это может быть служебное помещение.

Я пожал плечами. В душе была какая-то опустошенность. Музей…

– Давай попробуем.

Мы поднялись на платформу. Ничего не происходило.

– Отдай команду, – предложил робот.

– На самый верх, быстро, – послушно сказал я. Несколько секунд ничего не происходило.

Потом над нами разошелся потолок, открывая узкий, по размеру платформы, лифтовый ствол. Он изгибался, следуя за скрученной башней.

– Может быть, здесь что-то… – начал робот.

В следующий миг платформа понеслась вверх. Не было никаких тросов, платформа просто воспаряла все выше и выше так быстро, что ноги начинали подгибаться. Воздух тяжелым прессом надавил на плечи – вся тяжелее и тяжелее, не удержать… Я присел, вцепился в поручень.

Бывший поэт-депривист стоял неподвижно, и если бы его металлическое лицо могло выражать эмоции, я бы назвал его торжествующим.

Кино приучило нас, что настоящее противостояние всегда завершается в соответствующих случаю декорациях. Фродо бросает кольцо в жерло вулкана, а не плавит его в огне бунзеновской горелки у технически продвинутых гномов. Люк Скайуокер вгоняет торпеду в выхлопную трубу Звезды Смерти, а не перерезает Самый Важный Кабель в реакторном отсеке. Терминатор вступает в последний бой среди движущейся машинерии завода, а не дерется с соперником посреди курятника. А между прочим, вы только представьте себе, как интересно бы это выглядело! Возбужденно квохчущие куры, испуганный, но полный готовности защитить подруг петух, лопающиеся под ногами роботов свежие яйца, бегающий в паническом страхе желтенький пушистенький цыпленочек…

Конечно, писатели к этому тоже руку приложили. Лев Толстой уложил Анну Каренину под гремящий состав, вместо того чтобы позволить женщине тихо отравиться уксусом в духе ее времени. Конан Дойль загнал Шерлока Холмса к водопаду, а не устроил последнюю схватку на тихих дорожках Гайд-парка. Виктору Гюго для его политкорректной истории о любви альтернативно слышащего и движущегося лица с измененной осанкой к феминофранцузу цыганского происхождения потребовался собор Парижской Богоматери.

Ну любят, любят люди творческого труда красивые декорации! Вот только в жизни такого, как правило, не бывает. Гитлер и Сталин не дерутся на мечах посреди разрушенного Рейхстага, космические корабли стартуют не с Красной площади, да и вообще – события, изменяющие лицо мира, вершатся в тихих кабинетах скучными людьми в безупречных официальных костюмах. Мы живем в скучные времена.

И именно поэтому так любим красивые картинки.