Аллен Дж. Смит: «Если», 2000 № 05

Получив сообщение о небольшом стаде бизонов, приближавшемся с запада и находившемся уже в нескольких днях ходьбы от наших охотничьих земель, я объявил, что пора выступать на охоту, чтобы встретить стадо неподалеку от скал. Я всегда радовался, когда говорил слова, приводившие племя в предвкушение и восторг. Охотники занялись проверкой и переделкой оружия, дети — игрой в охоту; умелые мастерицы, знавшие все о приготовлении пищи и ее заготовке впрок, взволнованно трещали, обсуждая разные травы; дубильщики точили скребки и ножи, и повсюду звучали повествования о доблести и умении, проявленных на прежних охотах.

Боб стал более разговорчивым. Однажды утром, когда он отлучился из вигвама, я вышел следом за ним и, изображая случайную встречу, сказал:

— Боб, ты сегодня кажешься счастливым. Взволнован первой охотой?

— Наверное, Вождь. Боб скучает, он устал сидеть.

— А чем ты занимался в родном мире, Боб? Ты охотился?

Он ненадолго задумался.

— Нет, не охота, нет. Немного собирал, немного ремесленник, немного воин. Нет. Не знаю, как сказать.

— Ты менялся?

— А что это такое?

— У тебя есть нож, мне нужен нож. У меня есть мех, тебе нужен мех. Дать друг другу. — Заметив, что непроизвольно сбился на их примитивную речь, я поправился. — Обмен, это когда двое людей дают друг другу вещи, и у каждого есть то, что нужно иному человеку. Как говорит Шаман: «Мужчина выполнил свою роль наилучшим образом, когда каждый получил свое и каждая вещь нашла свое законное место». Он говорит, что обмен — это лучшее из того, на что способен человек, потому что так обогащается каждый, и все мы заботимся о нуждах другого.

— Гм. Не совсем, — сказал он, — но близко. Хорошо сменялся, больше получил. Боб очень хорош в обмен, хорошо торговал.

— Понимаю. Ты больше озабочен собственной выгодой, чем общим благополучием. Так?

— Правильно.

— Ты рассказывал об этом Шаману?

— Нет.

— Послушай, Боб. На охоте нужно будет во всяком поступке действовать вместе со всеми другими людьми; делать именно то, что тебе сказано. Охота — занятие сложное, и каждый должен правильно исполнить свою роль.

— Понимаю.

— Надеюсь на это. А ты знаешь, Боб, что на юге есть такие огромные ящерицы, которые откладывают яйца в грязь и уходят, забывая про них?

— Нет.

— А потом, когда первый детеныш выбирается из яйца, он остается на месте и поедает всех своих сестер и братьев, как только они появятся на свет. Эти ящерицы не умеют делать вигвамы, они не способны вместе охотиться, пользоваться орудиями, воспитывать детей, дружить, приручать коней и собак, вообще вести достойную жизнь, как это делаем мы.

— Вождь говорит, как Шаман.

— Вовсе нет. Долг Шамана — знание и существование; я же занимаюсь деланием. Но хороший человек управляет собой примерно так, как мы с Шаманом направляем жизнь племени.

— Понимаю, Вождь, — сказал он, отходя. — Понимаю. Я не ребенок.

В тот же самый день я заметил Таксиста, упражняющегося с луком.

— Таксист! — воскликнул я. — Как дела? Ты становишься более метким?

— Не очень-то, Вождь; однако теперь я понял, как это делается.

— Не особенно старайся поразить мишень на расстоянии. Сперва добейся точности и легкости, а сила придет потом.

— Ага, понятно. Попробую.

— Пусть промахи тебя не смущают, — заметил я. — Просто делай все медленно и старательно, прочувствуй, а там придет и меткость. Скажи-ка, Таксист, предстоящая охота радует тебя?

Он положил лук, и мы опустились на упругую траву, наслаждаясь закатным солнцем и сладостным вечерним ветерком.

— А знаешь, Вождь, я никогда не был таким счастливым как здесь, у Пиу Хоков. Посмотри, тебе нравится моя новая одежда? Это Легкая Бабочка сшила ее своими руками и подарила мне.

Я даже растрогался. Он был настолько горд.

— Ты, наверное, понимаешь, Таксист, что нравишься ей?

— Надеюсь, что так.

— Таксист, это не совсем то, что я имею в виду. Я хочу сказать, что ты нравишься ей особенно. Она часто говорит о тебе и всегда очень хорошо.

Было забавно видеть зарю понимания на этом по-детски открытом лице. Ну, словно бы прямо на твоих глазах младенец осознает нечто новое — такое, что полностью меняет его представление о жизни.

— Ты хочешь… Ты говоришь, что она… Меня? Легкая Бабочка?

— Да. Ты нравишься и ее отцу, и матери.

Он покраснел, смутился, однако я выручил его, переменив тему.

— А что ты делал в своем мире, Таксист? Шаман не смог сказать об этом ничего понятного.