Юрий Манов - Не мир принес

— Нормально, третий, продолжай нести службу.

— Погреться бы, командир, — жалобно сказал воин в маскхалате.

— Успеешь, — Васинцов глянул на часы, — двадцать минут осталось, погреешься еще. Отбой связи!

«Третий» снова нырнул в сугроб и словно исчез.

— Лихо, — оценил Дзюба, — а те, что в город ушли, они…

— Кремль хотят посмотреть и Царь-Пушку, — объяснил капитан. — Впервые в Москве, жаль такой случай упускать.

— А что везете, капитан, с такой мощной охраной? Если не секрет, конечно.

— Какой уж тут секрет. Чикатилов везем.

Дзюба судорожно проглотил слюну:

— Чикатилов? Чикатилов в Москву?! А на хрена они здесь? Что, в Москве своих чикатилов не хватает?

— Не знаю, может, и не хватает. Эти — особые, еще до Исхода торкнутые.

— До Исхода? — протянул Дзюба удивленно. — А я и не знал, что такие бывают.

— На свете много чего бывает, — неопределенно сказал капитан.

— И какие они?

— Хотите глянуть? — как-то просто предложил капитан.

Неожиданно для самого себя Дзюба кивнул.

— Коль, ты проследи за этим. — Васинцов кивнул в сторону экрана наблюдения. Парень в тельнике кивнул, не отрываясь от картошки, мол, какой базар, командир, сделаем…

Васинцов долго возился с ключами, наконец открыл вторую половину вагона. Дзюба поморщился, в нос резко ударил запах немытого тела и человеческих испражнений. Тут же в нос ему уперся ствол автомата.

— Свои, второй, свои! — торопливо сказал Васинцов. — Я ж сигналил…

— Инструкция, — хрюкнуло из-под поднятого овчинного воротника.

Когда глаза привыкли к полумраку, Дзюба заметил, что нижняя часть лица «Второго» закрыта респиратором. И то правильно, а то от вони аж глаза щиплет. За толстой железной решеткой во всю ширину вагона что-то зашуршало, обозначилось какое-то движение.

— Осторожно, близко к решетке не подходите, — предупредил Васинцов, и вовремя. Из-за прутьев очень быстро метнулась тонкая ладонь, покрытая шерстью, и длинные когти царапнули по голубой шерсти парадного одеяния Дзюбы. Он испуганно отскочил, едва не сбив с ног своего курсанта, тут же за решеткой раздалось ржание. Нет, не смех и не хохот, а именно какое-то утробное ржание…

— Ще, ментяра ряженый, баклан ржавый, обосрался?! А ты подь поближе, познакомимся…

Из-за решетки появились морды, около десятка. Дзюба снова попятился назад. Да, это были именно морды, человеческими лицами их можно было назвать с большой натяжкой. Слишком широкие скулы, заросшие густой щетиной, слишком мощные челюсти, слишком крупные надбровные дуги. И глаза, глубоко посаженные глаза отливали желтым цветом. Впрочем, возможно, это из-за тусклой лампы под потолком.

— Начальник, — заорал один из урок, ухватившись волосатыми руками за прутья. На пальцах левой руки Дзюба разглядел потускневшие буквы «ВАЛЯ», пальцы правой были украшены синюшными перстнями. — Жрать давай, начальник! Беспредел творишь! Я в ООН жаловаться буду! Президенту напишу!

— Ну что ты, Валентин, — как-то умиротворяюще сказал Васинцов, — ты уже свою пайку получил, и баланды мы вам сверх нормы налили.

— Селедку давай, начальник. Я сколько раз на этапах был, селедку давать положено.

— Селедка вечером, — тоном отца, отчитывающего непослушного сына, сказал Васинцов.

— На хер вечер, щас хочу! Начальник, не будь пидором, давай селедку! А ты че, петух ряженый, уставился? — крикнул он старлею.

— За пидора и душ могу устроить, — пригрозил Васинцов.

Урка выругался и довольно метко плюнул зеленовато-бурым сгустком, но не в Васинцова, а в Дзюбу, попав прямо на погон.

— Руками не трогай, — быстро предупредил Васинцов, — там такая зараза может быть. Пойдем тряпку дам…

— Сегодня они еще спокойные, — объяснял Васинцов, подливая в кружку Дзюбе кипяточку. А как сильно торкнет, аж вагон ходуном ходит. Про ночь я вообще молчу.

— Слушай, а кто, кто они? Обычные зэки? Я видел «чикатилов», но тех от обычных людей не отличишь, а тут прямо звери какие-то.

— Что-то типа этого. Из давно торкнутых, совсем озверели. Они уже одного съели по дороге.

— Что?

— Съели, ням-ням, сырьем. Мы, конечно, попробовали отбить, из брандспойта их поливали, да куда там… Побаиваюсь, если еще пару дней здесь проторчим, еще одному хана будет. Я уж заметил, Курашин отдельно держится и побитый сильно.

Дзюба вспомнил, что действительно в правом углу клетки валялся какой-то ком лохмотьев, но представить, что это человек, он не мог.

— Кстати, капитан, судя по командировочным документам, вы прибыли на станцию три дня назад, и почему до сих пор их здесь держите? Они же опасны для окружающих! Тут рядом вокзал, там же люди…