И она заложила один из валиков в какой-то аппарат, оказавшийся фонографом, выдвинула две трубочки — одну перед собой, другую — передо мной — и попросила меня смотреть.
Я приставил глаз и с изумлением увидал совершенно живого марсианина, стоявшего в позе чтеца и развертывавшего какую-то рукопись.
Развернув рукопись, чтец совершенно ясным, громким и отчетливым голосом начал декламировать перед нами свое стихотворение. Оказалось, что этот аппаратик так искусно соединял в себе кинематограф и фонограф, что получалась полная иллюзия действительности: казалось, что среди нас очутилось новое третье лицо. Содержание стихотворения было довольно оригинально. Поэт брал сюжет не из прошлой и даже не из современной жизни, а воспевал будущее марсианства, он рисовал картину торжества марсианского гения, когда марсиане окончательно овладеют всеми силами природы, проникнут в сущность мировых законов, управляющих Вселенной, и сумеют подчинить их себе. Он изобразил смелую и грандиозную картину, когда марсиане будут иметь возможность заставить свою планету носиться в мировом пространстве не по определенному пути, данному ей от начала мироздания, а по тому, какой ей укажет марсианский разум, и когда планета Марс, подобно блуждающим кометам, будет носиться среди других солнечных систем и проникать в самые отдаленные от нашего Солнца концы неизмеримого мирового пространства!
Когда поэт окончил чтение и, раскланявшись с нами, исчез, Либерия вставила другой валик, затем третий и т. д., и перед нами целою вереницей проходили, как живые, марсианские поэты, романисты, ораторы, певцы, танцоры и прочие, и прочие. Перед нами открывались даже целые сцены, и мы слушали и смотрели некоторые драматические произведения марсианских драматургов. Но для меня было совершенно неожиданным сюрпризом, когда Либерия показала мне в этом волшебном фонографе-кинематоскопе полностью трагедию Шекспира “Гамлет”, исполненную нашими лучшими артистами. Оказалось, что марсиане каким-то образом сумели даже уловить и запечатлеть в свои инструменты и некоторые из наших земных пьес.
Таким образом, путешествие наше было поистине чем-то сказочным: все время мы находились в обществе лучших марсиан и лучших земных людей, как живых, так и умерших; и я скоро ознакомился со всеми наиболее выдающимися произведениями марсианской литературы.
Главное отличие марсианской поэзии от нашей заключалось, как я уже заметил, в том, что марсианские поэты черпали, в большинстве случаев, свое вдохновение не в прошлой или настоящей жизни, а в будущей, давая, таким образом, широкий простор своей фантазии. И нужно сказать, что подобные сюжеты производили чрезвычайно сильное впечатление на ум и чувство слушателей. Они являлись как бы пророчеством и поселяли у слушателей бодрость и веру в свои силы, они заставляли сердца их переполняться горделивым сознанием могущества их разума, они окрыляли их фантазию и возбуждали энергию и жажду деятельности и борьбы за торжество марсианского гения. Словом — это был неиссякаемый источник живой воды, которым питалась поэзия марсиан.
Так, коротая время, мы подвигались все ближе и ближе к Озеру Солнца, где находилось Главное Центральное Статистическое Бюро. День за днем проходили совершенно незаметно. К ночи мы обыкновенно спускались на Марс, чтобы переночевать в какой-либо гостинице и запастись провизией для дальнейшего путешествия.
Я не буду описывать всех чудес и диковин, которые мне привелось видеть во время нашего путешествия; их было так много, что одно их перечисление заняло бы немало страниц.
От времени до времени мы спускались на Марс, чтобы осмотреть ту или иную достопримечательность, и в некоторых местах оставались по суткам и долее.
Находясь постоянно в обществе Либерии, я мало-помалу привыкал к ней, и меня уже перестало поражать ее безобразие. Она была чрезвычайно умной и даже остроумной марсианкой, и за безобразными внешними формами ее тела в ней чувствовалась чуткая и деликатная женская душа, притом юная и, по-своему, наивная, — а все это невольно заставляло меня позабывать о ее внешности и видеть одну только ее внутреннюю красоту. Да и самая внешность ее меня уже перестала отталкивать, я начал находить даже в самом ее безобразии свою оригинальную прелесть. Один обворожительный глаз ее, в котором, как в зеркале, отражалась вся ее душа, чего-нибудь да стоил! Когда она устремляла на меня этот глаз, полный неведомой мысли и неведомых чувств и желаний, по всему моему телу пробегал приятный трепет, и мне так и хотелось, чтобы она дольше-дольше смотрела на меня. Даже ее хвостик стал казаться мне уже только забавным, в особенности, когда во время разговора она начинала кокетливо им повиливать. Ко всему этому, не нужно забывать, что я и сам был точно таким же марсианином.
Читать дальше