Джамиль успел полежать на траве, чтобы перевести дух, прежде чем игра возобновилась. Внешняя сторона микросолнца, обращавшегося вокруг Лапласа, была укрыта камнем, но свет, отражавшийся к небу, пересекал 100 000-километровую ширину три-тороидальной вселенной, создавая слабое свечение на ночной стороне планеты. Хотя впрямую была освещена только долька, Джамиль вполне мог различить на застывшем в зените первичном изображении полный диск противоположной полусферы: находящиеся под ним континенты и океаны, до которых кратчайшим путем было тысяч двенадцать или что-то около того километров. Другие изображения, целой сеткой рассыпавшиеся по небу, располагались под другими углами и обнаруживали полумесяцы дневной стороны. Единственное, чего нельзя было отыскать на любом из них даже с помощью телескопа — это изображения его собственного города.
Топология этой вселенной позволяла тебе видеть затылок, но не лицо.
* * *
Команда Джамиля проиграла, ноль — три. Вывалившись с поля к расположенным рядом фонтанчикам, он утолил жажду, потрясенный тем удовольствием, которое доставил ему этот простейший поступок. Жизнь вновь стала прекрасной, и если вернулось это состояние, значит, возможно все. Он вновь вошел в синхро, в фазу, и воспользуется такой возможностью целиком, сколько бы она ни продлилась.
Он поравнялся с приятелями, которые направлялись к реке. Езкиель, усмехнувшись, положил ему руку на плечо.
— Не повезло, спящий красавчик! Ты выбрал неудачное время для пробуждения. Когда с нами Маргит, мы непобедимы.
Джамиль сбросил его руку:
— Не стану спорить. Кстати, где она?
Ответила Пенни:
— Ушла домой. Она только лишь играет с нами. Никаких вольностей после матча.
Чусок добавил:
— И в любое другое время.
Пенни коротко глянула на Джамиля, давая понять: не стоит прикалываться к Чусоку.
Джамиль задумался, гадая, откуда вдруг взялась эта досада. На поле Маргит казалась вовсе не отстраненной и высокомерной, скорее бесстыдно великолепной.
Он обратился к городу, однако, кроме своего имени, Маргит ничего не открывала. Впрочем, редко случалось так, что, начиная новую жизнь, человек не сохранял кое-что из старой: нечто вроде визитной карточки, памятное событие, достижение, способное дать соседям основание для мнения о нем.
Когда все оказались на речном берегу, Джамиль потащил рубашку через голову.
— И какова же ее история? Она должна была хоть что-то рассказать о себе.
Езкиель ответил:
— Маргит только сказала нам, что научилась играть очень давно, но не объяснила, где или когда. Она объявилась в Ноезере в конце прошлого года и вырастила себе дом на восточных окраинах. Мы редко ее встречаем. Никто не в курсе, что она исследует.
Джамиль пожал плечами и вошел в воду:
— Ну хорошо. Это вызов всем нам.
Пенни со смехом обрызгала его. Он поправился:
— Я имел в виду, что ее надо победить в игре. Чусок сухо заметил:
— Когда ты вступил в игру, я подумал, что ты станешь нашим секретным оружием. Игроком, которого она еще не успела изучить.
— Рад, что ты не сказал об этом мне. Тогда я бы сразу развернулся и помчался обратно в гибернацию.
— Я знаю. Вот почему все мы держались спокойно. — Чусок улыбнулся. — Поздравляю с возвращением.
Пенни добавила.
— Да-да, с возвращением тебя, Джамиль.
Свет играл на поверхности реки, тело Джамиля ныло, однако выходить из прохладной воды не хотелось, жизнь казалась идеальной. При желании он мог бы изолировать в своей психике то место, где находился теперь, и никогда не выходить за его пределы. Некоторые жили подобным образом, и это им, похоже, не доставляло проблем. Контраст преувеличивали: какая нормальная личность станет загонять себе в тело шипы, чтобы ощутить облегчение после того, как их извлекут. Езкиель проводил свои дни с беспечностью пятилетнего; Джамилю подобное поведение иногда казалось докучливым, но ведь всякое настроение способно вызвать раздражение в другом человеке. Свойственные ему самому припадки бессмысленной тоски тоже нельзя было назвать подарком для друзей. Чусок сказал:
— Я пригласил сегодня всех на трапезу в моем доме. Ты придешь? Джамиль тщательно обдумал предложение, а потом отрицательно
качнул головой. Он все еще не был готов к этому и не мог так просто объявить себя здоровым.
Чусок казался разочарованным, но что поделаешь. Джамиль пообещал ему:
— В следующий раз. Ладно?
Джамиль попятился, но было уже поздно; Езкиель проворно подскочил к нему, пригнулся, и обхватив, без всякого усилия поднял и зашвырнул подальше — в глуби речные.
Читать дальше