Журнал «Если» - «Если», 2001 № 7

Группе, в которую я входил, было поручено следующее: пока полицейские в форме, ломая двери, проникают в дом через парадный вход и арестовывают всех, кого только возможно, мои люди бросаются к компьютерам, а также накладывают лапу на уцелевшие бумаги. Захватить все журналы наблюдений мы не рассчитывали — на брифинге предупреждали, что Хеманс, Ролингфорд и Брэдби, едва проснувшись от треска выбиваемых дверей, тут же кинутся топтать дискеты и форматировать жесткие диски — и все же надеялись на кое-какой улов. В конце концов, ученые есть ученые; делать резервные копии для них даже не привычка, а вторая натура.

Увы, все оказалось не так просто. Владельцы поместья не тратили время на возню с жесткими дисками и уничтожителями бумаг — а просто подожгли здание. Снабдить нас противогазами никто не додумался; чрезвычайно зловонный дым, расползавшийся по коридорам, вызывал мгновенное головокружение, так что мы поневоле догадались о его токсичности и немедленно перешли в отступление. Точнее, так поступило большинство моих коллег. Среди нас оказался лишь один клинический идиот — я. Несмотря на дым, я бежал вперед, твердо намереваясь достичь закрепленного за мной помещения. Смертельный трюк, конечно, но приключение из журнала «Юный следопыт» выпало мне впервые в жизни, а должного курса обучения, прививающего чувство опасности, я не прошел. Перед тем как окончательно лишиться чувств, я услышал со стороны леса выстрелы и заключил: операция пошла вразнос.

Я наверняка нашел бы свою смерть. Когда меня наконец хватились, предпринимать что-либо было уже поздно. Но меня спасли скотнодворцы — нет, не сами ученые, которые проводили нелегальные эксперименты, а горстка их, скажем так, «младших сотрудников», которые при звуках стрельбы бросились назад в дом — проверить, не будет ли безопаснее выбраться из здания через другое крыло.

Я очнулся с жуткой головной болью и резью в глазах, кашляя из последних сил. Минуты две мне казалось, что мои ошпаренные легкие разучились извлекать кислород из теплого продымленного воздуха — но это, к счастью, мне всего лишь почудилось на почве шока.

Диким усилием воли я разлепил слезящиеся глаза, обнаружил, что все равно ничего не вижу вследствие темноты и, крепко зажмурившись, понадеялся, что боль когда-нибудь пройдет.

Кто-то, приподняв мне голову, поднес к губам чашку с водой. Я умудрился сделать несколько глотков и не стал возражать, когда женский голос произнес: «С ним все нормально».

Пока я лежал, собираясь с мыслями, другой женский голос возвестил:

— Дело плохо. Там не выйти. Огонь вытягивает воздух наверх; правда, свежий воздух поступает через туннель, что идет к старому леднику, но через решетку не пролезть. Замки заржавели — и немудрено, решетку полвека не отпирали.

— В ящике с инструментами есть ножовка, — вмешался мужской голос. — Если начать сейчас же…

— Эд, они стреляли. Стреляли, — процедила вторая женщина. — Они хотят нас истребить — Брэдби так и говорил нам. Они не хотят даже ни о чем спрашивать — а тем более выслушивать ответы. Мы нужны им только мертвыми… Ну хорошо, допустим, добрались мы до озера — нас и там наверняка поджидают. Ноль шансов.

— Послушай-ка, Аль, неужели шансы появятся, если мы останемся здесь? — отозвался Эд. — Допустим, дом будет полыхать еще целые сутки — все равно они придут копаться на пепелище. И в лесу часовых оставят, и развалины оцепят со всех сторон. Нет, вся надежда на туннель. Лишь бы добраться до Брайтона, а там затеряемся в толпе. Оттуда — в Лондон… Аль, мы сможем сойти за них, я уверен. Мы скроемся.

Я хотел было сказать им, что никто не собирается их истреблять, что все у них будет нормально, если они пересидят здесь пожар, а затем поднимутся наверх и сдадутся, но знал: мне не поверят. Что вызвало у них эту манию преследования? И почему гэвээровцы открыли огонь?

— Эд прав, — заявила женщина, которая меня поила. — Если ледник у них тоже под прицелом, нам конец — но когда пламя погаснет, ни одним из верхних выходов мы все равно воспользоваться не сможем. Нужно взяться за решетки. Но пусть кто-нибудь один приглядит за этим господином: он скоро оправится.

— Надо было оставить его там, где валялся, — с горечью протянул Эд. — В качестве заложника он бесполезен.

— В качестве трупа он еще бесполезнее, — приструнила Эда женщина, чьего имени я не знал. — Это будет предлог объявить нас «убийцами». Оправдание этнической чистки.