Аллен Стил - «Если», 2000 № 11

Прежде всего хочу выразить огромную признательность вашему журналу, случайно попавшему мне в руки в виде двух годичных подписок разом, прочитанных запоем и с чувством, близким к ликованию. Потому что в вашей работе я увидел осуществление самых смелых своих мечтаний 70 — 80-х годов о периодическом издании, полностью посвященном фантастике, и именно на таком высокопрофессиональном уровне, позволяющем аргументированно доказывать скептикам, с которыми я чаще всего имею дело по своей работе, что фантастика есть все-таки нечто большее, чем просто развлекательное «чтиво». Мне приходится делать это отнюдь не в праздных разговорах, так как по профессии своей я учитель русского языка и литературы в провинциальной средней школе, что, согласно устоявшемуся представлению, должно якобы дистанцировать меня от фантастики. Но именно совмещение интересов к фантастике и так называемой «серьезной» литературе, равно как и мое личное убеждение, что именно фантастика в XX веке вышла на передовые рубежи развития искусства вообще, и позволило мне стать состоявшимся учителем, и избавило от сомнений и желания поменять работу. Ю. Лукин, Ивангород, Ленинградская обл.

Рассказ победителя «Альтернативной реальности» [19] Валерия Илющенко. «Наказание первой степени». «Если» № 8, 2000 г. превосходен и по всем категориям отвечает правилам конкурса, но не в этом дело.

Снова и снова возникает ряд вопросов: какова цена человеческой жизни? Кому определять, плох или хорош человек?

Да, допустим, что такое развитие мира возможно. Но чего стоит тогда система управления, если она не предусматривает другой меры наказания для человека, который спокойно убивает людей? Почему бы его не отправить на малом корабле в глубь космоса? Да, тяга к знаниям — хорошо, да, здесь все поставлено с ног на голову, но бесценность человеческого существования еще никто не отменял. И если человек ради достижения цели готов убивать, то кто он? Интересные аллюзии возникают с рассказом Кира Булычева в том же номере [20] Кир Булычев. «Чего душа желает». . Та же тема, но в другой интерпретации. Вот и думай над всем этим, за что вашему журналу и спасибо. Андрей, Санкт-Петербург.

В сентябрьском номере журнала гостем редакции была Далия Трускиновская. После публикации ее интервью мы получили письмо писателя Владимира Васильева.

Как и всякий нормальный человек, я не люблю, когда мне приписывают действия, которых я не совершал, и слова, которых я че произносил. Поэтому я был сильно изумлен, читая высказывания Далии Трускиновской. Дабы не укусить себя, подобно змее, за хвост, я буду цитировать интервью, а не плодить очередные сплетни.

Итак, Далия Трускиновская: «Недавно меня посвятили в склоку между Владимиром Васильевым и Ником Перумовым с одной стороны и «Интерпрессконом» с другой. Васильев полагает, что «Интерпресскон» дает премию за неправильную фантастику. Он, Васильев, пишет «правильную», а лауреаты — «неправильную».

Я далек от мысли, что глубокоуважаемая мною Далия Мейеровна задалась целью выплеснуть на читателя очередной нелепый слух или запустить осознанную «дезу». Налицо банальнейшая ситуация: Далия Мейеровна о чем-то слышала, но не более. Правда состоит в том, что я, Владимир Васильев, никогда вышепроцитированных мыслей не высказывал. Я всего лишь высказал мнение — мое личное, для внутреннего пользования мнение — которое всякий нормальный человек может свободно иметь и свободно высказывать. Мнение заключается в следующем: премии «Интерпресскон » и «Бронзовая Улитка» зачастую вручаются за произведения, имеющие весьма отдаленное отношение к фантастике. Но упаси меня Боже, делить фантастику на «правильную» и «неправильную» и отделять агнцев от козлищ! И уж тем более указывать устроителям «Интерпресскона» и лично Борису Натановичу Стругацкому, кому давать премии, а кому нет. Кроме того, называть словом «склока» негромкую просьбу к хозяевам «Интерпресскона» не включать отныне моих произведений в номинации можно только при наличии очень буйной фантазии. Добавлю также, что заявленный Далией Мейеровной дуэт бунтарей в реальности также не существует: о подобной просьбе Ника Перумова я узнал лишь постфактум и никаких разговоров относительно гипотетического бойкота никогда с ним не вел. Видимо, все проистекло от моего природного неумения связно излагать собственные мысли, и я был неверно понят. Но в таком случае просьба не учитывать при номинировании мои произведения обретает еще больше оснований.