Павел Вежинов - «Если», 2001 № 08

Содружество Евразия — самый мощный соперник Североатлантического Сообщества. Сюда входят Славяно-Тюркский Союз, Китай, Индокитайский Союз». Как вы догадались, это и есть бывший СССР, который «состоит из самостоятельных государств, имеющих тесные экономические и политические связи. Это бывшие союзные республики СССР и автономные, объявившие себя независимыми в период Великого Распада, кроме Молдовы, убежавшей в Румынию, и стран Балтии, а также Сербия, Черногория, Чехия, Словакия, Болгария и Польша. Административный центр — Ирпень, недалеко от Киева. Рабочий язык — русский».

Преобразилась не только политическая карта мира, но и Россия. Например, столица перебралась в западносибирский город Чаинск, а Москва стала «обычным краевым городом без льгот и привилегий. Представительная демократия самоудалилась, уступив место Народным Советам, «на которых все граждане поголовно имеют возможность высказывать свое решающее мнение по самым кардинальным вопросам государственной и общественной жизни». Существенные перемены произошли и в других сферах человеческой жизни. Например, исчезла форма обращения на «вы», а заодно и отчество. Теперь принято «матьчество». «Это в связи с обвальным ростом населения — во-первых, с культом матери — во-вторых», — поясняют утописты ошалевшему космонавту. Институт брака практически отсутствует, россияне будущего более раскрепощены в межполовых отношениях. Педагогика близка идеям Ефремова — здесь тоже принята система общественно-семейного воспитания. По большому счету, В. Зуев попытался реанимировать ефремовские идеи, подкорректировав их в соответствии со временем. «Кровосмешение» — неокоммунистическая утопия. Вероятно, не случайно время появления книги — 1993-й год. Кровавая осень 93-го — серьезная трещина в фундаменте новой России.

В 1990-е российская фантастика совершила неожиданный «мировоззренческий» финт. Именно фантастика взвалила на себя обязанность «найти выход из тупика» (А. Ройфе), в котором оказалась страна-к концу века. Фантасты уловили настроения изнасилованного государственным беспределом общества, тоску по сильной власти.

И вот тут начинается самбе интересное. Целое поколение авторов, вскормленных на неприятии государственной регламентации и тоталитарной идеологии, целое поколение преданных воспитанников и соратников братьев Стругацких внезапно развернулось на 180 градусов в своем отношении к Власти. Вчерашние «подпольные» борцы с Властью, с Системой оказались ее певцами. Мощная империя — вот идеал фантастов 90-х. Будь то монархическая или симбиотическая (союз с исламским миром или восточной культурой). Отечественная фантастика, по большому счету, вдруг вернулась к идеям фантастики советской.

В принципе, это хотя и грустно, но достаточно закономерно. Мы родились в Империи, здесь учились и росли, и как бы ни противостояли ее диктату, мы все ее дети. Россия 300 лет существовала в состоянии развивающейся Империи. Ненавидя ее, мы научились гордиться ее могуществом. Вчера мы могли диктовать миру свои условия. А сегодня России диктуют условия другие. Русским как никой другой нации трудно расстаться с иллюзиями, мы еще долго не сможем смириться с мыслью, что мы уже не Сила. Фантасты, являясь частью российского общества, всего лишь реагируют на ситуацию, когда страну поставили на колени. Реагируют эмоционально. Ведь это унизительно видеть стоящего на коленях великана. Сама имперская идея — защитная реакция, поскольку только сильная державность способна противостоять политической и, что очень важно, культурной экспансии Запада. Империя — антоним продажного безвластия, охватившего современное российское общество. И российские фантасты выстраивают свой «последний Бастион» из кирпичиков боли, нестерпимой обиды. Потому-то и большинство романов о будущем этого направления носят откровенно декларативный, программный характер. Один из самых показательных примеров — роман Вячеслава Рыбакова «На чужом пиру» (2000). Это в большей степени трактат о выборе оптимального пути в будущее для России, нежели художественное произведение. Питомец семинара Б. Н. Стругацкого провозглашает государственность, следование православным ценностям, противодействие «экономическому и культурному подавлению со стороны Запада», даже и ценой подавления собственных демократических институтов. Близкие идеи лежат в основе романа Андрея Столярова «Жаворонок». Книга Дмитрия Янковского «Рапсодия гнева» — бескомпромиссно-публицистическая отповедь «западному варианту» эволюции России. Лучший из исследователей механизмов Власти в нашей НФ Александр Г ромов от произведения к произведению утверждается в мысли, что только жесткая до цинизма власть способна организовать российское общество, удержать его от самоуничтожения. Эдуард Геворкян и Лев Вершинин рекламируют организующее начало имперского общества.