Юрий Никитин - Мегамир

Кирилл посмотрел по сторонам. Помещение склада залито утренним солнцем, воздух прогрелся.

— Говоря милицейским языком, сегодня выходим на место происшествия.

Зажав себя в кулак, он твердым шагом двинулся к Мазохину. В иллюминаторы ослепляюще светило солнце, кристаллы кварца стреляли по глазам болезненно яркими зайчиками. Слева от дверей раздавались голоса, визжали инструменты, в щели выползали струйки незнакомых, не существовавших до этого дня запахов.

Уже перед кабинетом шефа его перехватил Кравченко. Затащил к себе, опутал датчиками, дыши не дыши, напрягись, согни кулаки... Кирилл осторожно закинул удочку насчет странной изоляции. Кравченко живо возразил, не переставая работать компьютеризированной техникой:

— Ваша изоляция ночью на складе выглядит еще более странно... Кирилл Владимирович, средства вам отпускают по результатам. Мы должны показать, что приносим прибыль. Нас спасла партия особых кристаллов, которые вырастили сразу по прибытии Коля Лямин, ныне погибший, и ваш покорный слуга. После этого прислали сразу пятерых, в том числе Мазохина. Забелин и я собрали уже здесь инструменты для операций на яйцеклетке. Теперь нас завалили аппаратурой, на лету выполняют заказы, присылают специалистов.

— Но нельзя же все время слесарить!

— Ваш приезд — первый признак роскоши. Вы первый, от кого не требуют выполнять программу. Ну, спасатель тоже профессия для экспериментальных случаев, но мы уже нашли выход, запершись.

— Это не выход.

— На какое-то время выход. Но вас прислали, хотя от вас не ждут непосредственной отдачи. Вы не растите кристаллы, не монтируете аппаратуру. Согласитесь, что для экстремальных условий...

— Мазохин эти условия будут создавать каждый день. Тогда он Бог, хозяин! Диктатор... Можно под лозунгом экстремальности заставить людей делать любую обезьянью работу.

Кравченко смотрел с мягкой укоризной:

— Мы все собрались сюда для обезьяньей работы. Как вам ни обидно это, но и собственным прибытием вы обязаны успеху группы Мазохина. Он успел многое.

— Он пытается одеть хоть хомут и на меня!

— Рук не хватает.

— Я лучше знаю, где принесу больше пользы. И Ногтев знает.

Кравченко пожал плечами, его лицо стало отстраненным.

— Начальству с Олимпа виднее.

Кирилл отвел глаза. Запрещенный прием, это не в его правилах.

— Я специалист. Пусть мною руководят специалисты.

— Начальству виднее, — повторил Кравченко так же холодновато, но в его тоне просматривалось: он думает о Ногтеве как о специалисте. Доктор снял с Кирилла датчики, упрятал в шкаф. — Не знаю, есть ли смысл создавать особую группу. Нас мало.

— Какую группу?

Кравченко усмехнулся:

— Как будто не знаете. Вы на белом коне, Немировский и Фетисова с мечами у ваших стремян. Они нам уши прожужжали о ваших... деяниях.

Его глаза блеснули, голос дал сбой. Кирилл коротко поклонился, вышел, только в дверях зацепился от неловкости за косяк.

Мазохин ковырялся в кабинете с отверткой в распотрошенных внутренностях компьютера. Был он в маске, перчатках поверх комбинезона, но дело, судя по проклятиям, не шло. Крохотные детальки плясали в воздухе, слипались, намагничивались, стреляли голубыми искрами.

Кирилл невольно посмотрел на администратора с уважением: не с бумагами, а с электроникой, которую Кирилл не знал и которую всегда опасался.

— Вениамин Вениаминович, прошу вашей санкции на создание отдельной группы. О целях, методах, как я полагаю, вы знаете лучше меня. Все, как мне кажется, знают лучше меня.

— Зачем? — коротко бросил Мазохин. Маска скрывала его лицо, голос прозвучал глухо.

— Положение на станции тревожное. Требуются немедленные меры.

Мазохин поднял голову, сдвинул маску. Глаза его блеснули бешенством.

— Выбирайте выражения, Кирилл Владимирович.

— Я выбираю выражения, Вениамин Вениаминович.

— Еще раз говорю, выбирайте выражения! Мы недолго работаем здесь, но уже имеем высокие правительственные награды. За доблестный и самоотверженный труд! Наши сотрудники уже отмечены орденами и медалями. Некоторые трижды, четырежды! Вы не смеете бросать тень...

— Смею, — ответил Кирилл. Ему стало трудно дышать, злые спазмы перехватили горло. — Люди гибнут! В мирное время гибнут. Не надо про ордена и медали, цену им знаем. Слишком много развелось героев и лауреатов, а страна сидит на голодном пайке.

Мазохин вскинулся, лицо у него стало, как у памятника. Кирилл повысил голос: