Андрей Николаев: Таро Бафомета

-- Вы, ваше сиятельство, будто все наперед знаете.

-- Эх, господин хорунжий, - князь не спеша выпил водку, - долгие лета многие знания, многие знания - многие беды. Судьбы наши предрешены так же, как и судьба этой военной компании. Слышали такие слова: все, что с нами случится, уже записано на листах наших судеб и ветер времени, играя, переворачивает страницы.

-- Красиво, - одобрил Головко, - это, ежели по нашему сказать: человек предполагает, а бог располагает.

-- Верно.

-- Вы и свою судьбу знаете, ваше сиятельство? - спросил слегка захмелевший корнет.

-- Давайте, господа, без титулов. Зовут меня Николаем Михайловичем, прошу так и обращаться. Да, Алексей Васильевич, к сожалению, я знаю свою судьбу. Ждет меня смерть от камня, - спокойно сказал князь, - а вот Сильвестр, - он указал на секретаря, - хоть и не военный человек, как вы, и жутко боится всяческого оружия, погибнет от летящего металла. Как - не знаю, но от летящего металла.

-- Ваше сиятельство, - жалобным голосом сказал секретарь, - вы же обещали не напоминать.

-- Ну, прости ради Бога, дружок.

Корсаков рассмеялся, откинулся на спину, разбросал руки, глядя в высокое голубое небо.

-- И когда же сбудется ваше предсказание, Николай Михайлович? Нет, не говорите! Даже думать о смерти в такой день не хочется.

Козловский грустно усмехнулся и промолчал.

Попетляв среди сжатых полей и начинающих желтеть березовых рощ, дорога нырнула в сосновый бор. Солнце накалило золотые стволы, пахло смолой и хвоей. Копыта коней мягко ступали в мелкой дорожной пыли.

Князь вынул из кармашка брегет, щелкнул крышкой. Затейливая мелодия вывела хорунжего из сонного состояния. Он восхищенно цокнул зыком.

-- Вот ведь какая штука мудреная. И который же час, позвольте спросить?

-- Почти три по полудни, - ответил Козловский, - часам к шести будем на месте, господа.

По деревянному мосту перебрались обмелевшую речушку. Дальше дорога раздваивалась. Казак, которому в Москве хорунжий презентовал соломенную шляпку, спешившись, рассматривал следы на перекрестке. Головко дал знак Сильвестру придержать коней, тот натянул вожжи, коляска остановилась.

-- Что там, Семен? - спросил хорунжий.

-- Разъезд, кажись, - казак, присев на корточки, растер в ладони горсть дорожной пыли, - чуток нас опередили.

-- Ну так что?

-- А вот, глянь, Георгий Иванович. Подковы не наши и гвозди вишь как лежат.

-- Думаешь, француз?

-- Да кто ж его знает. Вроде бы и далеко от француза оторвались, а там, как Бог положит.

Головко вернулся к коляске. Князь, достав табакерку, отправил в левую ноздрю понюшку табаку, подышал часто, утер слезинку и посмотрел на него.

-- Не желаете, Георгий Иванович?

-- Благодарствуйте, не приучен.

-- Вот и господин Корсаков отказывается, - сокрушенно сказал Козловский, - эх молодежь. А зачем остановка, позвольте спросить?

-- Похоже, впереди французский разъезд.

-- Много их? - спросил Корсаков.

-- Не больше десятка, господин корнет. Свернули направо не далее, как час назад, - ответил Головко.

-- Куда ведет эта дорога, Николай Михайлович?

-- Дорога? - переспросил, нахмурившись, Козловский, - это на Павлов посад, а нам левее, на Караваево. Там, на слиянии Клязьмы и Шерны деревенька моя, имение, еще дедом обустроенное. А вы, корнет, похоже, желаете француза догнать?

-- Вы правы князь, - Корсаков пустил подбородный ремешок, снял и приторочил к седлу ментик, - не годится врага в тылу оставлять. Хорунжий, собери казачков своих, проверьте оружие, - он вынул из седельных кобур пистолеты, проверил шомполом заряд, - а вы езжайте потихоньку, князь. Уверен, мы скоро вас нагоним.

-- Ну что ж, знать судьба такая, - прошептал Козловский.

Хорунжий с неохотой подозвал казаков, объяснил задачу. Казаки хмурились. Корсаков, горяча коня, вырвался к перекрестку.

-- Ну, чего ждем, господа казаки?

-- Езжайте, Георгий Иванович, - кивнул хорунжему Козловский, - что написано - то и сбудется.

-- Эх, - с горечью пробормотал Головко, - дал же Бог командира. Вы не беспокойтесь, Николай Михайлович, мы быстро обернемся, - пообещал он, с места посылая коня в галоп.

Казаки пролетели следом, обдавая князя запахом лошадиного пота и взметнувшейся из-под копыт пылью.

-- Пожелайте удачи, князь, - крикнул, поднимая коня на дыбы, Корсаков.

-- Езжайте уж, корнет, - пробормотал Козловский, - ваша смерть еще далеко.

После двадцати минут скачки, корнет осадил коня. Дорога, выходя из леса на простор полей, просматривалась далеко и была пустынна, будто по ней испокон веку никто не ездил. Семен, не спешиваясь, проехал вперед, высматривая следы.