Ларри Нивен: Штиль в аду

– Пристегнись, – сказал Эрик. Я так и сделал.

Мы мягко ударились о землю. Корабль чуть наклонился, снова выпрямился, ударился о землю еще раз. И еще; зубы мои стучали, а закованное в панцирь тело перекатывалось в изорванной паутине. «Черт», – пробормотал Эрик. Я слышал доносящееся сверху шипение. Эрик сказал:

– Не знаю, как мы подымемся обратно.

Я тоже не знал. Корабль ударился посильней и остановился, а я встал и направился к шлюзу.

– Удачи, – сказал Эрик. – Не оставайся снаружи слишком долго. – Я помахал рукой в сторону его кабинки. Температура снаружи была семьсот тридцать.

Наружная дверь открылась. Охлаждающий узел моего скафандра издал жалобный писк. С пустыми ведрами в обеих руках и со включенным головным фонарем, освещающим дорогу в черном мраке, я шагнул на правое крыло.

Мой скафандр потрескивал и ужимался под действием высокого давления, и я постоял на крыле, выжидая, пока он перестанет. Было почти как под водой. Луч нашлемного фонаря, достаточно широкий, проникал не дальше, чем на сто футов. Воздух не может быть таким непрозрачным, независимо от плотности. Он, должно быть, полон пыли или крошечных капелек какой-то жидкости.

Крыло убегало назад, точно острая, как нож, подножка автомобиля, расширяясь к хвосту и переходя в стабилизатор. Позади фюзеляжа стабилизаторы соединялись. На конце каждого стабилизатора находилась турбина – длинный фигурный цилиндр с атомным двигателем внутри. Он не должен быть горячим, так как им еще не пользовались, но на всякий случай я все-таки прихватил счетчик.

Я прикрепил к крылу линь и соскользнул на землю. Раз уж мы все равно здесь… Почва оказалась сухой красноватой грязью, рассыпающейся и такой пористой, что напоминала губку. Лава, изъеденная кислотами? При таком давлении и температуре коррозии подвержено почти все что угодно. Я зачерпнул одно ведро с поверхности, а второе – из-под первого, потом вскарабкался по линю и оставил ведра на крыле.

Крыло было ужасно скользкое. Мне приходилось пользоваться магнитными подошвами, чтобы не упасть. Я прошелся взад-вперед вдоль двухсотфутового корпуса корабля, производя поверхностный осмотр. Ни крыло, ни фюзеляж не носили признаков повреждения. Почему бы и нет? Если метеорит или еще что-нибудь перебило контакты Эрика с его чувствительными окончаниями в турбинах, то какое-то повреждение или свидетельство должно быть и на поверхности.

И тут, почти внезапно, я понял, что есть и альтернативное решение.

Подозрение было еще слишком туманным, чтобы оформить его в словах, и к тому же мне следовало еще закончить проверку. Очень трудно будет сказать об этом Эрику, если я окажусь прав.

В крыле были устроены четыре проверочные панели, хорошо защищенные от жара, бывающего при вхождении в атмосферу. Одна находилась на полпути назад, на фюзеляже, под нижним краем бака-дирижабля, присоединенного к фюзеляжу таким образом, что корабль спереди выглядел, как дельфин. Еще две находились в хвостовой части стабилизатора, а четвертая – на самой турбине. Все они держались на утопленных в корпус болтах, открывавшихся силовой отверткой, и выходили на узлы электрической системы корабля.

Ни под одной из панелей ничто не было смещено. Соединяя и размыкая контакты и справляясь по реакциям Эрика, я установил, что его чувствительность прекращалась где-то между второй и третьей контрольными панелями. Та же история была и на левом крыле. Никаких внешних повреждений, ничего неисправного в соединениях. Я снова спустился на землю и не торопясь прошелся вдоль каждого крыла, направив луч головного фонаря вверх. Снизу тоже никаких повреждений.

Я подобрал ведра и ушел внутрь.

– Выяснять отношения? – Эрик был удивлен. – Не странное ли сейчас время затевать споры? Оставь это на полет в космосе. Там у нас будет четыре месяца, в которые больше нечем заняться.

– Это не терпит отлагательств. Прежде всего, не заметил ли ты чего-нибудь, что от меня ускользнуло? – Он наблюдал за всем, что я видел и делал, через телеглаз, установленный в шлеме.

– Нет. Я бы дал знать.

– Отлично. А теперь слушай. Поломка в твоих цепях не внутренняя, потому что ты чувствуешь все до второй контрольной панели. Она и не внешняя, потому что нет никаких свидетельств повреждения или хотя бы пятен коррозии. Значит, неисправность может быть лишь в одном месте.

– Давай дальше.

– Остается также еще загадка – почему у тебя парализовало обе турбины. Отчего бы им сломаться одновременно? На корабле есть лишь одно место, где их цепи соединяются.