Влад Савин: До основанья. А зачем?

Зелла плакала.

— Вы лучше меня помните, господин Штрих, как ей это удалось: Зурбаган — город очень ветреный и без строгих столичных правил — продолжил Директор — однако ваша супруга не оправдала возложенного на нее высокого доверия, уверяя, что вы — обычный вольнолюбивый либерал, а не человек Организации. Подумать только — имея ее в непосредственной близости к верхушке подполья, мы ловили одну мелкую рыбешку; вопреки мнению публики, мы не всеведущи! Впрочем, надо было этого ожидать: видя ее муки совести за столичное дело, нельзя было требовать от нее того же еще раз!

— Я так хотела все забыть! — воскликнула в отчаянии Зелла — милый, я так старалась быть возле тебя совсем другой, лучше, выше и чище себя самой! Я старалась, чтобы тебе было хорошо, предупреждая даже твои желания, и мне это было не в тягость — ведь я любила и то, что дорого тебе! Я мечтала прожить с тобой, легко и радостно, до самого конца, я верила, что так будет и дальше. Я была счастлива с тобой и детьми; ради этого счастья я была готова на все!

— Даже на то, что, выгораживая вас, она не отказывалась сообщать имена и приметы тех, кто к вам приходили — вставил Директор — она утверждала, что не знает, какие дела у них с вами, но как в той, попавшей в газеты истории, когда в войну наш шпион, бывший садовником в аббатстве по соседству с их Генштабом, сообщал очень интересные вещи, так и слова вашей супруги позволили нам закинуть сеть. Мы тогда уже догадывались о вашей истинной роли, но вы совершенно напрасно мучились в разлуке с семьей — вас бы не тронули, хотя бы затем, чтобы не лишаться источника информации. Однако дичь оказалась чуткой: многие успели сбежать, как вы, но кто-то и попался. За это мы простили вашей супруге ее невинную ложь — но в Организации до сих пор не знают, кто явился виновником того провала, хотя очень хотели бы узнать!

Леон нервно сжимал ручки кресла: все сходилось, как детали головоломки. В тот вечер Первый, внезапно вызвав его из дома, приказал немедленно уезжать за границу, потому что в организацию проник неизвестный провокатор и вот-вот последуют аресты. Что было после — он не хотел вспоминать.

— Впрочем, эти встречи были достаточно редки и исключительно по нашей инициативе — продолжил Директор — лишь после вашего отъезда ваша супруга единственный раз сама прибежала ко мне, и очень нелегко было ее убедить, что вас не арестовали. Любопытно, что если просветители народа надевали грубые армяки, отправляясь в деревню заниматься агитацией, то и ваша супруга встречалась с нами, переодетая мещанкой — в простом пальто, закутанная в платок. Вспомните, много ли раз вы замечали ее в таком виде — и вы поверите, что ее связь с нами не была столь уж частой.

Леон не мог вспомнить ни единого случая. Его жена всегда выходила нарядной, в накидке и шляпе с вуалью, в любую погоду — похожая на сошедшую наземь небесную деву с иконы.

— Она и была вашим ангелом-хранителем — подтвердил Директор — вам не нравилось, когда мои люди открыто стояли под вашей дверью; по ее просьбе, они затем не показывались вам на глаза, но, пока вы не съехали с того адреса, сидели в доме напротив, готовые тотчас ворваться, стоило "товарищам" прийти за вами, а вашей жене подать из окна условный знак. Ее решимость заслуживает уважения: блефовали вы и ваш гость, не имея патронов, блефовал даже я, в тот раз вовсе не имея желания жечь ваш дом, но она одна из всех сыграла сегодня всерьез и до конца. Пожалуй, вашу супругу никому не стоит иметь врагом!

— А если бы я тогда отказался? — спросил Леон, обращаясь сразу и к Директору, и к жене — что было бы со мной?

— Тогда я ничего не смыслю в людях, а ваша жена не сумела узнать вас за все годы — ответил Директор — она так верила в вас, уверяя, что ваш отказ невозможен! Учитывая ее заинтересованность, мы поверили тоже, не предусмотрев иного исхода, чем тот, что произошел — и оказались правы. Вы — не фанатик, готовый ради абстрактной цели рискнуть по-настоящему ВСЕМ.

Штрих не нашелся, что ответить.

— У нас никогда больше не будет друг от друга тайн — с тихой надеждой сказала Зелла, подняв на мужа заплаканные глаза — ради наших детей, не прогоняй меня, милый! Я не смогу жить без тебя!

В приоткрытую дверь заглядывали Леон-младший и Зелла-младшая. Приученные мамой не мешать папе, когда он занят, они не могли сдержать любопытства, понимая, что происходит что-то важное. Встретившись взглядом с отцом, они вбежали с веселым шумом, и тотчас умолкли, увидев слезы на мамином лице. — Вы поругались, папа?! — осуждающе воскликнул Леон-младший — мама, прости его, он больше не будет!