Дмитрий Биленкин: Гениальный дом

- Замечательно, - сухо сказал Смолин. - Я вне себя от радости, что стал объектом оптимального приспособления своего жилища к своей персоне. А вот что мы будем есть в своем заточении?

- Да-а... - Юрков сник. - В перспективных моделях будущего мы рассчитывали научить дом выращивать любую пищу, но в этой хижине... - он почесал затылок. - Боюсь, что при всей своей гениальности дом не сообразит нам бифштекс. Ничего, теперь мы выяснили причину, знаем, что дом не обезумел. Подумаем, как перехитрить его, время есть.

Опустив голову, Юрков зашагал по комнате. Смолин растерянно следил за ним. В молчании прошло десять минут. Двадцать. Полчаса. Вечерние тени окончательно затопили луг. Вдали над сизо-дымчатыми холмами медленно розовели снежные пики гор. В пока еще светлом небе реяли стрижи. Смолин перевел туда взгляд. Реалет с опущенными крыльями был так близок от окна, что мысль о его недостижимости не укладывалась в сознании. С детства привычная возможность в любое мгновение переместиться куда угодно раньше не замечалась Смолиным, как дыхание, и то, что случилось теперь, все еще казалось ему нереальным. Он пробовал избавиться от этого ощущения, но не получалось.

Заперты! Чувствовал ли что-нибудь дом? Нет, конечно. Если бы он чувствовал, то всякий уход человека причинял бы ему страдание, как потеря самого дорогого, ради чего он живет на земле. Его бы, верно, корчило от боли. Но как-то он все это ощущал, все-таки ощущал.

- Нельзя ли с ним как-нибудь вступить в переговоры? - не выдержал Смолин. - Есть же контакт на уровне мыслемебели.

- Глупо, но я уже пробовал ему кое-что внушить, - отозвался Юрков. Нет, способности дома воспринимать остались сродни способностям грибницы под воздействием тепла выращивать шампиньоны. Здесь сложней, но уровень общения тот же.

- Стоит пожалеть, что дом безмозгл.

- Пожалуй. Прогресс эволюции - это еще и прогресс сознания, и, мысленно обращаясь к дому, я кое на что надеялся. Пустое! Вот в перспективе...

- Вы еще можете думать о перспективе? После такого урока?

- А как же! Новые свойства - это новые возможности. Урок? Что ж, огонь жжется, радиация умерщвляет, но без них не было бы цивилизации. Ничего, справимся. Не знаком ли вам какой-нибудь сигнальный код?

- Увы!

- Я тоже его не знаю. Жаль. В темноте мы могли бы сигналить окнами.

- Можно просто включать и выключать свет.

- Безусловно. Место, однако, глухое, а если кто и заметит... Я бы лично решил, что это какая-то забава. Бедствие? Нелепо. Видеофона у них нет, что ли? И реалет под окном. А праздно любопытствовать, соваться, когда не просят, - не в прошлом веке живем.

- На вторую или третью ночь мигания, положим, кое-кто, надеюсь, отбросит деликатность.

Не оборачиваясь. Юрков досадливо махнул рукой. Его профиль сновал на фоне сереющих окон, и эти метания были невольным укором. Смолин тихонько вздохнул. Ему что, ответственность не на нем. Сколько дней человек может голодать? Эх, знать бы эмбрионотехнику... Чем такой, как он, профан может помочь? Чем?

- Подать сигнал, подать сигнал... - бормотал Юрков. - Что-то должно вырваться из дома... Допустим: свет - с ним ясно; звук... отпадает. Вода? Открыть все краны, заткнуть отверстия слива, затопить дом. Тогда, тогда... А, как вы думаете?

- Не понимаю, что это нам даст.

- Нарушится оптимум, дом будет вынужден... Вероятно, он сделает новые отверстия.

- Шириной в крысиный лаз?

- Вы правы. Может быть... - Юрков заглянул в окно. - Нет, тоже ерунда.

- Что именно? Пустить ручей, по нему кораблик с запиской?

- Представьте себе! - Юрков невесело рассмеялся. - Вот до чего дошло... Право, я начинаю сомневаться, кто же из нас глупее - я или дом. Все, точка. Будем действовать строго по научной методе. Я тебя перехитрю, сволочь безмозглая!

Юрков погрозил кулаком, и этот нелепый жест показался Смолину естественным. Он поймал себя на том, что, вопреки рассудку, воспринимает дом как одухотворенное, может быть, злонамеренное существо. Очень хотелось есть, не так, как в детстве, когда, заигравшись, он пропускал обед, а неотвязно, постыдно, сосуще.

На вершинах погас последний отблеск зари. В темном зените вдруг вспыхнул, разгораясь, сиреневый импульс дальнего космического рейсовика. "Старт с орбиты семь", - машинально определил Смолин. Сверкающий аметист тихо дрожал в ночном небе. Юрков со вздохом опустился в кресло. Черным всполохом, - Смолин даже вздрогнул, - метнулась за окном летучая мышь.

Из угла доносилось невнятное бормотание. Потом оно стихло. Потом...