Альманах - «На суше и на море». Выпуск 2

Когда мы сегодня с вами завтракали в Странд-отеле, он там пил виски… Он охотно рассказывает свои приключения в джунглях…

Так они сидели и, перескакивая с предмета на предмет, говорили о судьбе европейцев в Азии, о новых перспективах для экономического проникновения, о росте национального самосознания у азиатов. Ученый рассказывал о быте нагов, об их гостеприимстве, о странности их обычаев: если в деревне начинается праздник, специальная застава преграждает вход и выход из деревни, на все время праздника не войти, не выйти. Клара исполнила две бирманские песенки, прямо так, без аккомпанемента — одну грустную, другую веселую.

Потом все пили снова виски и пиво и вдруг почувствовали, что уже поздно, что Отто надо пораньше вставать, его ждет путь в горы, в джунгли. Ученый спросил его, прививал ли он себе что-нибудь против малярии и оспы. Отто сказал, что он привил даже тиф и еще какую-то особую тропическую лихорадку и готов продолжать путь.

Когда они прощались, ученый сказал, что единственное, в чем он согласен с высказанным сегодня Отто, это с тем положением, что исчез страх перед белым человеком в Азии. И боюсь, что этот страх возродить больше невозможно никакими новыми мерами, молодой человек. Приглядитесь хорошенько! Желаю вам всего доброго в вашей работе!

В эту ночь Отто ничего не снилось. Он падал без конца на дно какой-то мягкой пропасти и стукался о невидимые стены, пока не погрузился в полное оцепенение сна.

Самолет был маленький и всем своим видом говорил, что он много пережил на своем веку, но никогда не сдавался и готов еще поспорить с трудностями и лететь, пока хватит сил. Казалось даже, что эта бравая наружность маленького кораблика похожа на лицо искателя приключений, изборожденное шрамами. Отто даже усмехнулся, увидев странное сооружение, и тут же придумал, как он будет рассказывать дома об этом полете и, описывая пассажиров, обязательно скажет, что они садились, не обращая внимания на дырки и трещины в фюзеляже, сквозь которые просвечивало небо, но чтобы заткнуть самую большую дыру в хвосте, посадили толстого в оранжевой хламиде монаха, так как из дыры нестерпимо дуло.

После перелета земля с ее пронизывающим, до костей жаром показалась такой знакомой, точно Отто уже давно видел эти равнины, окруженные холмами сожженной бурой зелени, деревни, где женщины в одеждах поливали друг друга водой тут же на улице и шли дальше по своим делам.

Старенький, подпрыгивающий на бугристой дороге джип уносил его через настоящие джунгли куда-то в сторону от этой равнины, и с каждым поворотом дороги зеленое море все гуще смыкало свои волны вокруг маленькой машины, в которой были только шофер, Отто Мюллер и небольшого роста, похожий на кузнечика, стройный, спокойный бирманец, инженер, увозивший Отто к его шефам в неизведанную даль. У Тин-бо, несмотря на свою худобу, казалось, состоит из железных мускулов, тонких, но гибких. Он выпрыгивал из джипа, как акробат, соскакивавший с проволоки, легко и привычно. Его лицо было хорошего шафранного цвета. Оно походило на лицо взрослого ребенка. Оно могло от улыбки становиться чрезвычайно добрым и вдруг делаться непроницаемым. В такие минуты он как будто погружался в далекие мысли и окружающее переставало существовать для него.

Отто Мюллер ехал в джипе, сохраняя предельное, невозмутимое германское самодовольство. Он хорошо себя чувствовал в этой тропической обстановке, где его положение привилегированного специалиста, которого уважают и окружают вниманием, которым дорожат, давало ему уверенность в своем бесспорном преобладании над этими маленькими, быстрыми в движениях людьми, одетыми в белые рубашки и пестрые лопджии — полосы материи, охватывающие, как юбки, их бедра.

Правда, его сосед У Тин-бо был в легком сером костюме, но и у него, как у любого бирманца, были надеты сандалии на босу ногу, зато голову украшала темно-коричневого фетра шляпа с широкими полями.

Глядя по сторонам и встречая только зелень, которая вырастала над джипом, как стена, ветви ее тыкались в бока джипа, нависали над головой, Отто невольно ощущал себя конкистадором, вступающим в свои владения.

Когда они совсем уже въехали в эту непролазную гущу леса, а дорога все продолжала петлять и лезть то по холму, то сбегать в мягкие котловины и было ощущение, что они так будут ехать день за днем, У Тин-бо заговорил: