Фриц Лейбер - Избранное. Том 2 - Серебряные яйцеглавы; Ночь волка; Рассказы

— Я понимаю, — удовлетворенно заметил Зейн. — Однако вы поражаете меня присутствием здравого смысла, умением проникнуть в самое сердце проблемы, какие, поверьте, очень редко встречаются в мужчинах, как из плоти, так и из металла, да и в женщинах тоже. А личные проблемы, вероятно, одинаковы для всех разумных или квазиразумных существ, не важно — органических или неорганических. Мое же дело, между прочим, в высшей степени личное.

— Мне уйти, старая батарейка? — улыбнулся Гаспар.

— Нет, старый аппендикс, останься, пожалуйста. Няня Бишоп, как вы, может быть, уже поняли, я весьма заинтересован в мисс Блашес.

— Привлекательное создание, — не моргнув глазом, согласилась девушка. — Поколения женщин из плоти продали бы свою душу за такую осиную талию и такие гладкие изгибы фигуры.

— Это точно. Даже слишком привлекательное создание. Во всяком случае, здесь у нее все в порядке. Увы, меня беспокоит интеллектуальная сторона, проблема умственного взаимопонимания. Я уверен, вы заметили, что мисс Блашес немного… нет, давайте не будем подменять слова: она просто глупа. Ох, не знаю, я бы с радостью считал, что это у нее в результате шока, полученного во время нападения (мерзкое это дело, нападать на идущего робота, на настоящего робота), но, боюсь, она глупа по природе. Например, заявила, что мое выступление прошлым вечером в клубе роботов по вопросу антигравитации утомило ее до смерти. К тому же — пуританка, чего, впрочем, и следовало ожидать, принимая во внимание ее профессию. Но пуританство сужает горизонты разума, и здесь нет другого пути… хотя напускная скромность имеет свое опасное очарование. Вот в чем моя проблема: физическая привлекательность и умственная пропасть. Мисс Бишоп, вы — женщина, и я высоко ценю ваши впечатления. Как вы думаете, далеко ли я могу зайти с этой симпатичной роботессой?

Няня Бишоп обалдело уставилась на робота и лишь через некоторое время изумленно произнесла:

— Я становлюсь наперсницей у жестянок!

Однако в следующую минуту, спохватившись, девушка залилась румянцем.

— Простите меня, Зейн, пожалуйста, простите, — смущенно залепетала она. — Я не хотела дерзить. Вы просто вывели меня из равновесия. Не сомневайтесь, я сделаю все от меня зависящее, чтобы помочь вам. Но сначала расскажите, как это обычно происходит у роботов? О, Господи, я не хотела обидеть вас, но, честное слово, не совсем уверена в своих познаниях. В конце концов, вы не только отличаетесь от нас, вы — искусственные создания, эволюционирующие, перестраивающиеся производственными методами. Вот почему вас так трудно понять. Ведь после периода волнений люди и роботы так бережно относятся к чувствам друг друга, опасаясь нарушить состояние мирного сосуществования, что все топчутся вокруг, вместо того чтобы говорить прямо, а это приводит к еще меньшему взаимопониманию. О, я знаю, вы разделяетесь на роботов и роботесс, и как два противоположных пола находите какое-то удовольствие друг в друге, но об остальном, боюсь, имею довольно туманное представление.

— Это вполне понятно, — согласился Зейн. — Вкратце суть вот в чем. Сексуальность роботов возникла точно таким же образом, как и их литература, а в последней я считаюсь авторитетом, хотя до сих пор еще по уши в долгах и плачу моему производителю сорок процентов гонораров. Вы знаете, быть свободной деловой машиной не шутка: вас выпускают в жизнь с убийственно огромным долгом (ведь наша стоимость приблизительно равняется стоимости космического крейсера или исследовательского спутника), и вы расшибаетесь в лепешку, пытаясь выплатить проценты, в то время как текущий ремонт, замена деталей и настройка тянут в десять раз больше, чем счета за лекарства у ипохондрика. Поэтому часто вы ловите себя на мысли, как некогда свободные римляне, что гораздо проще и безопаснее быть обычным рабом у заботящегося о тебе хозяина…

Однако я отвлекся. Вам следует объяснить то, как возникла литература роботов. Это послужит основой для понимания развившейся у нас сексуальности. Вот как оно было, дорогие люди, слушайте!

Зейн Горт мигнул своим фонарем, что означало улыбку.

— Самые первые роботы — асексуальные, конечно, или, скорее, протосексуальные — были высокоразумны и великолепно справлялись с возложенными на них обязанностями, и это не вызывало у людей нареканий. Но они были подвержены припадкам ужасной депрессии, часто проявляющейся в чрезмерной рабской психологии и приводящей к чему-то вроде меланхолии или инволюционного психоза, которые нельзя было вылечить даже электрошоком, и заканчивающимся, как правило, смертельным исходом. Очень немногие тогда понимали, что роботы запросто могли умереть, да и сейчас могут, клянусь святым Айзеком! Они были слепы, не замечали великого таинства рождения хрупкого разума и сознания. Даже сегодня люди, кажется, думают, что роботу не нужно сознание, считают, будто его можно разобрать и держать на складе дни и даже десятилетия, а после сборки он будет все тем же роботом. Но, клянусь святым Айзеком, это не так! Даже искра сознания позволяет роботу оставаться живым, быть единственным в своем роде. Если же эта искра погаснет, такое случается при полной разборке, робот умирает, а то, что будет смонтировано из его частей, — это совершенно иное создание типа железного зомби. Вот почему роботы должны разработать и провести в жизнь закон о своей защите, ведь электричество для нас — то же, что для вас воздух и вода!