Фриц Лейбер - Избранное. Том 2 - Серебряные яйцеглавы; Ночь волка; Рассказы

— Фай, не волнуйся. С кабинетом все будет в порядке, — сказал он с безмерным добродушием. — Твой преемник постарается избавиться от этого вещества. Теперь ты знаешь, почему я был вынужден заменить тебя?

— Вот в этом-то и все дело! — Карсбери вздрогнул от неожиданной вспышки Фая. Генсек Земли вскочил со стула и быстро подошел к нему. — Именно поэтому я и пришел к тебе. Именно об этом я и хотел поговорить с тобой. Меня нельзя сместить таким образом. Ни меня, ни кого-либо другого. Это не сработает. Ты не сможешь этого сделать.

Карсбери быстро встал из-за стола. Он попытался доброжелательно улыбнуться и успокоиться, хотя это было нелегко. Он ужасно устал.

— Да, Фай, — успокаивающе сказал он, — если я не могу это сделать, значит, не могу. Но скажи мне почему. Давай сядем, обсудим это еще раз, и ты мне скажешь почему.

Фай стоял, нерешительно опустив голову.

— Да, я думаю, так будет лучше, — произнес он тихо, но уверенно. — Я должен сказать тебе все. Просто нет другого выхода. Хотя я надеялся, что не придется тебе все рассказывать.

Последняя фраза прозвучала с полувопросительной интонацией. Он подобострастно посмотрел на Карсбери. Последний кивнул головой, продолжая улыбаться. Фай вернулся на свое место и сел.

— Итак, — наконец сказал он, нервно сжимая комочек, — все началось с того времени, когда ты захотел стать Всемирным управляющим. Ты всегда был необычным человеком. Но я подумал, что это будет забавно, что это будет даже полезно, — он взглянул на Карсбери. — Ты действительно много сделал для общества, запомни это. Конечно, немного другими методами, нежели ты наметил вначале, — добавил он, пристально рассматривая шарик.

— Неужели? — вырвалось у Карсбери. «Не противоречь ему, не противоречь», — настойчиво прозвучало в голове.

Фай нервно кивнул.

— Взять, например, законы, изданные тобой для успокоения народа. Они почему-то очень быстро меняются по ходу дела. К примеру, твой запрет на возбуждающую литературу. Все были в шоке от него. Над тобой смеялись. Но постепенно, как я уже сказал, этот закон превратился в другой — запрещающий невозбуждающую литературу.

Улыбка Карсбери стала еще шире. Поначалу он испугался, но последнее замечание Фая избавило его от страха.

— Каждый день я прохожу мимо книжных шкафов с кассетами, — тихо и спокойно сказал Карсбери. — Магнитофонные записи художественных произведений для продажи всегда хранятся в простых цветных кассетниках. И никаких диких и страшных рисунков, которые раньше встречались на каждом шагу.

— Но купил ли ты хотя бы одну запись и прослушал ли ее? Посмотрел ли хоть один подобный видеофильм? — примирительно спросил Фай.

— Десять лет я был ужасно занят, — ответил Карсбери. — Конечно, я читал официальные сообщения, касающиеся этих вопросов. Иногда выборочно прослушивал кое-какие записи художественных произведений.

— Ну да, вся эта официальная процедура, — согласился Фай, взглянув на стоящие позади стола стеллажи, забитые кассетами. — А нам всего-то и приходилось делать, что вставлять в одноцветные обложки кассеты с прежним содержанием. Контраст только сильней привлекал покупателя. Запомни, многие твои законы, как я уже сказал тебе, были полезны. Они избавляли нас от излишнего шума и от разного рода глупостей.

«Вся эта официальная процедура» — застряло в голове Карсбери. Он бросил быстрый подозрительный взгляд через плечо на стопки кассет.

— Да, — продолжал Фай, — а возьмем запрет предаваться разного рода необычным или непристойным порывам, с длинной спецификацией по категориям. Он начал действовать вполне исправно, но с маленькой поправкой: «Если вы действительно не хотите этого». Она была чрезвычайно необходима, ты не понимаешь, — его пальцы нервно играли шариком. — А запрет употреблять разного рода возбуждающие напитки? Они, тем не менее, по-прежнему подаются, хотя и под другими названиями. Выработалась даже привычка вести себя трезво, когда пьешь их. Теперь мы подошли к вопросу о восьмичасовом рабочем дне.

Почти непроизвольно Карсбери встал из-за стола и подошел к стене, выходящей на улицу. Легким касанием руки он задел невидимый ультрафиолетовый луч. Тут же стена исчезла, а на ее месте появилось огромное окно с почти идеально прозрачным стеклом. Он выглянул и посмотрел с любопытством вниз. Сначала его взгляд пробежал по гладкому сверкающему фасаду здания и остановился на террасах и обсаженной деревьями дороге внизу.