Фриц Лейбер - Избранное. Том 2 - Серебряные яйцеглавы; Ночь волка; Рассказы

Поэтому именно Алиса сказала: «Заткнись, Папаша» — довольно небрежно, как оно того и стоило, — и мы вернулись с ней к нашим размышлениям, а потом затеяли спор о том, на какие кнопки нажимать, если нажимать вообще, и в каком порядке.

— А почему просто не начать с какой-нибудь одной и не нажать на все по порядку? Если уж вы собираетесь это сделать рано или поздно, можно начать прямо сейчас. — Таков был не отягченный раздумьями Папашин вклад в нашу дискуссию. — В этой жизни нельзя отказываться ни от одного шанса.

Он сидел на боковом сиденье, все еще что-то пережевывая. похожий на старую шелудивую седоголовую белку.

Это мы с Алисой знали и без него. И продолжали делать предположения о том, как действуют кнопки, иной раз весьма резко возражая друг другу. Мы были похожи на двух дикарей, пытающихся решить, глядя на фигуры, как играют в шахматы. А потом старая тема бегства в рай овладела нами снова, и мы стали изучать цветные пятнышки на мировом экране, пытаясь определить, какое из них лучше всего подойдет пресыщенным и отошедшим от дел убийцам. На экране Северной Америки тоже была привлекательная розовая отметка, включая в себя старый Мехико и Акапулько.

— Да кончайте вы этот треп и начинайте уже нажимать, — стал подстрекать нас Папаша. — Эдак вы никуда никогда не доберетесь. Не выношу сомнений, они портят мне нервы.

Алиса полагала, что нужно нажимать сразу на десять кнопок, используя обе руки, и разрабатывала схему, по которой я мог бы попробовать это сделать. Но я возражал на том основании, что мы должны как-то затемнить кабину, чтобы посмотреть, нет ли других светящихся кнопок помимо той единственной — с фиолетовым обозначением Атла-Хая.

— Послушайте, вы убили этого громилу, чтобы завладеть самолетом, — прервал нас Папаша, подойдя и остановившись за моей спиной. — И что, собираетесь его использовать под дискуссионный клуб или попытаетесь все-таки взлететь?

— Тихо, — сказал я ему. Мне пришла в голову новая идея, и я надел защитные очки, чтобы через них посмотреть на приборную доску. Это ничего не дало.

— Черт побери, не могу я это больше выносить, — крикнул Папаша и, протянув руку, нажал, я полагаю, кнопок на пятьдесят сразу.

Остальные кнопки просто опустились и поднялись, но кнопка Атла-Хая так и осталась утопленной.

Фиолетовое пятнышко Атла-Хая на экране стало даже ярче в последующие несколько секунд.

С легким вздохом захлопнулась дверь.

Мы взлетели.

Надо сказать, взлетели мы быстро, хотя самолет адски раскачивало. Мы с Алисой стояли на коленях на своих низких сиденьях, крепко обхватив их руками, а Папашу, которого ничто не удерживало, с грохотом швыряло по всей кабине — и поделом ему!

На одном из виражей я ухватил взглядом семь дырявых бензиновых цистерн, которые отсюда, сквозь оранжевую дымку, казались бледными полумесяцами и быстро уменьшались, растворяясь в тумане.

Немного позже самолет выровнялся и перестал раскачиваться, а еще чуть погодя ощущение качки пропало и у меня.

Снова мне удалось преодолеть позывы к рвоте, возникшие на сей раз по естественным причинам. Алиса была бледна, как смерть, и прятала лицо в подставке для подбородка, прикрепленной к сиденью.

Папашу стошнило прямо на нас, и он, как геральдический орел, распластался на приборной панели. Чтобы от нее оттолкнуться, он раз-другой нажал на добрую половину кнопок, и я заметил, что ни одна из них не поддалась. Они были заблокированы. Видимо, это случилось автоматически, когда включилась кнопка Атла-Хая.

Мне бы следовало положить конец этой его свинской манере гадить вокруг, но с супертошнотворным состоянием моего желудка я утратил всякие амбиции и был счастлив уже тем, что он держится подальше от моего носа.

Я все еще был не в состоянии по-настоящему интересоваться происходящим вокруг и безучастно наблюдал, как старый придурок шарил по кабине в поисках чего-то потерянного в этой тряске. Наконец он нашел то, что искал — маленькую миндалевидную жестянку, — и открыл ее. Она оказалась, как и следовало ожидать, наполненной миндалем. Папаша, устроился на заднем сиденье и проглотил все в один присест. Ну дает!

— Просто несколько орешков на десерт, — объяснил он жизнерадостно.