Александр Бушков - Стоять в огне

Вот о сне совсем не нужно было думать — по ассоциации всплыл и цепко задержался в сознании тот, багряно-золотой, летящий, блистающий сон…

Пройдя несколько метров, она обернулась так, словно оглядывалась на свое прошлое и пыталась заглянуть в свое будущее. Тихий дворик, зеленая машина у обрешетки газгольдеров, двадцатый век вокруг. Чудеса двадцатого века разыгрываются в скучных декорациях, на фоне затюканных кинокомедиями и карикатуристами блочных домов, стандартной мебели — никаких черных котов, крокодильих чучел и грозно сверкающих во мраке пентаграмм. Принижает это нынешние чудеса, делает их мельче, скучнее, или нет? Анна не взялась бы искать ответ на этот вопрос…

— Несбывшееся манит нас… — иронически обронила Анна.

— Да! — сказал Гроховский. — Да! Вот именно! Такое бывает только раз в жизни, поймите вы это. Наверняка каждый из нас, читая в детстве книги, думал: вот если бы к Спартаку, вот если бы к Гарибальди, вот если бы…

— Вам так хочется командовать ротой преображенцев? — осведомился Вадим, рыхлый белобрысый здоровяк лет на пять старше Анны. Анна познакомилась с ним десять минут назад, придя в квартиру Гроховского. Кто он и чем занимается, она еще не знала.

— Не утрируй, пожалуйста.

— Ну не буду, не буду…

— Вам не кажется, — сказала Анна, — что вы оба не так начинаете? Вместо глупой пикировки обозначили бы четко акценты. Нас здесь трое. Нам сделано некое предложение. О нас знают то, что называют малоизвестными фактами биографии. Снятся странные сны. И сначала, я думаю, нужно четко определить наше отношение к Астахову.

— Лично я верю ему безоговорочно, — отрубил Гроховский.

— Я почти верю, — сказала Анна, ни на кого не глядя.

— А я — ни капельки, — ехидно усмехнулся Вадим, щелкнув замком своего потрепанного портфеля, с интригующей медлительностью запустил туда руку и выудил томик в яркой обложке. — Я, друзья, рационалист. Я не стал метаться и креститься — я прежде всего стал копать, кто он, этот тип. Не так уж трудно это было — запомнил номер «Москвича», сходил в ГАИ, еще в пару мест. Фантаст он, понятно? Писатель-фантаст. Вот тут есть его рассказ, и это не единственная его публикация. Есть и о путешествиях во времени…

— А ведь логично, — сказала Анна. — К кому ОНИ, ТЕ, в первую очередь обратятся? К писателю-фантасту — тот, мне кажется, поверит быстрее…

— Подождите, я не кончил. — Вадим бросил книгу в портфель. — Итак… Существует писатель-фантаст, который задумал грандиозный эксперимент, выбрал трех подопытных кроликов — и пошел… Может быть, всех наших знакомых перебрал. Может, он сильный экстрасенс, и этим кое-какие «чудеса» и объясняются. А то и… Аня, вы ведь у него сигарету брали? И я брал. Николай Степанович с ним пил молочный коктейль. Кто его знает, что он в него подмешал, отсюда и сны…

— Да зачем ему это понадобилось?

— Просто эксперимент, Аня. Любят их писатели.

— Экстрасенс, фантаст… — Гроховский ходил по комнате, как зверь по клетке. — Вадим, тебе не кажется, что ты подменяешь одно фантастическое объяснение другим? Возможно, еще более далеким от реальности.

— Ничуть. Моя версия гораздо ближе к реальности.

— Но если астаховское предложение не близко к реальности, а сама реальность? Я лично верю безоговорочно, но для вас, так и быть, пусть это остается допущением. Что тогда? Давайте только без вспышек ущемленного самолюбия и обид. Жизнь у нас, у всех троих, не сложилась, хотя на взгляд окружающих все благополучно, сами мы знаем, что находимся не на своей дороге, не в своем седле. Внезапно нам предлагают исправить это, уйти…

— Куда? — выкрикнул Вадим. — К фузеям и камзолам?

— Ну что ты цепляешься к частностям? Когда речь идет о символе, аллегории. Там мы сможем раскрыться наиболее полно, осуществить все, на что мы способны. Чего вам жаль, Вадим, — хоккея по телевизору? Пленок с Челентано? Вообще странно, что громче всех агитирую я — сорокалетний, самый старший из нас. Вам с Аней едва по двадцати пяти, а вы… Новое рассудочное поколение, как выражаются участники газетных дискуссий? Да поставьте вы все на карту…

— И вы серьезно? — тихо спросила Анна, глядя в его разгоряченное упрямым азартом лицо. — Вам сорок, и вдруг вот так все бросите — жену, работу, все — и куда-то в прошлое?

— Возможно, не бросил бы, — так же тихо ответил Гроховский. — Не будь Астахова и его предложения. Ведь до смерти будешь грызть себя, что смалодушничал, остался при персональной машине, нелюбимой жене и нелюбимой работе, а достаточно было однажды решиться…