Дмитрий Биленкин - Мера предосторожности

Я почувствовал, что уже не в силах спорить. После стольких волнений хотелось лечь на траву, слушать дятла и ни о чем не думать. Чуть шелестела листва, грело утреннее солнце, хорошо было в лесу - тихо, привычно. Если забыть о Шаре, конечно.

- Свойства Шара будут использовать, - сказал я больше для себя, чем для Геннадия Ивановича. - Сие от нас не зависит.

- Как не зависит? - он встрепенулся.

- Очень просто. Вот мы сидим, рассуждаем, а все уже решено.

- Вами?

- Нет. Шар открыт, понимаете? А что открыто, то будет применяться. Неизбежно. Не было случая, чтобы открытие не применялось.

- Вот оно как...

- Мы сообщим о Шаре, иначе мы поступить не можем. Съедутся ученые, будут спорить, примерно как мы спорим, возможно, разработают какие-нибудь меры предосторожности, и все равно Шар пойдет в дело. Нет, Геннадий Иванович, потешили мы себя разговорами, пора и честь знать. Хорошо бы засветло к телефону или телеграфу выйти. Где тут ближе всего?

- Сиди, успеем...

Я не торопился - наконец-то можно прилечь! Геннадий Иванович снова задымил, щуря глаза то ли от огорчения, то ли от папиросы. Я ему сочувствовал. Такая у него была жизнь и такая работа, что он привык полагаться на себя, свои выводы и решения, всецело быть хозяином, а тут...

- Решено, стало быть, и подписано, - он встал. - Рыба все подряд глотает, пока крючок не сцапает, да уж поздно.

Он тяжело вздохнул.

- Куда вы, Геннадий Иванович?

Он как будто не слышал. Своим чуть валким, спорым и твердым шагом он двинулся к месту, где лежал Шар. Метрах в полутора, у черты, за которой возникал чужой мир, он зажмурился. Придвинулся, присел и крякнув, поднял Шар.

- Геннадий Иванович!.. - закричал я.

- Тяжелый, однако...

Он побежал к берегу, и, прежде чем я успел опомниться. Шар с гулким всплеском исчез под водой.

- Вот и все, - Геннадий Иванович отряхнул руки. - Здесь не шибко глубоко, да ила с метр. Пусть полежит смирненько, пока вы заранее не продумаете все до точки.