Аманда Хокинг - Подкидыш

В руль он вцепился, как тонущий в спасательный круг. Полное впечатление, что борется с собой, пытаясь разжать руки, но не может.

Я попыталась уговорить свою развопившуюся совесть, будто не делаю ничего дурного. Всего-навсего хочу повидать мать, имею полное право. А Мэтт просто слишком уж опекает меня.

— Ничего со мной не случится, — повторила я в сотый раз. — За ней постоянный присмотр. Она накачана лекарствами. Со мной все будет хорошо.

— Допустим, душить тебя она не станет, — согласился Мэтт, но сомнение в его голосе свидетельствовало, что полностью такую возможность он не исключает. — Просто она… злая. Не понимаю, чего тебе от нее надо. Ничего путного из этой встречи не выйдет, попомни мои слова.

— Я просто хочу ее повидать, — сказала я тихо.

До этого мне не доводилось бывать в сумасшедшем доме, и клиника здорово отличалась от моих представлений о подобных заведениях. Картинка у меня в голове была срисована с психбольницы Аркхема [6] Психиатрическая больница Аркхема (Arkham Asylum) — вымышленная психиатрическая лечебница в городе Готэм-Сити, чаще всего встречается в произведениях про Бэтмена. : угрюмое кирпичное здание, над которым постоянно сверкают молнии.

Когда мы подъехали к главному зданию, начал моросить дождь, небо затянуло тучами. Но на этом сходство со зловещей психушкой из моих фантазий заканчивалось. В белом особняке среди просторных зеленых лужаек и высоких сосен не было ничего мрачного, несмотря на непогоду.

В тот злосчастный день рождения, когда мать напала на меня с ножом, горничная вызвала полицию. А те позвонили в психиатрическую неотложку. И, пока мать волокли к машине, она кричала, что я чудовище. А меня тогда увезла «скорая».

Матери грозила тюрьма, однако психиатры заявили о ее невменяемости. Несколькими годами раньше у нее уже диагностировали латентную послеродовую депрессию и серьезный стресс из-за смерти отца. Предполагалось, что благодаря медикаментозному лечению и психотерапии она поправится и вернется домой. И вот прошло одиннадцать лет, но, насколько мне известно, мать и не думала раскаиваться. Мэтт навещал ее пару лет назад, и она по-прежнему была уверена, что поступила правильно, попытавшись убить чудовище. Подразумевалось, что она повторит попытку, как только окажется на воле.

Мэтт отправился добывать разрешение на визит. После долгой волокиты нас наконец впустили. Сестра позвала психиатра, чтобы проконсультироваться, можно ли мне с ней встретиться. Мэтт беспокойно нарезал круги вокруг меня, бормоча себе под нос, что все вокруг свихнулись, а он в первую очередь, раз привез меня к этой убийце.

Около часа нас мурыжили в небольшой комнате с пластиковыми стульями и столиками, заваленными старыми журналами. Наконец появился доктор. Беседовали мы недолго. Я сказала, что просто хочу с ней поговорить. Он согласился, что нам обеим будет полезно подвести своего рода итоги.

Мэтт собрался меня сопровождать, но доктор уверил его, что при встрече будут присутствовать санитары и, кроме того, наша мать сейчас не агрессивна. Изрядно поупиравшись, брат все-таки отступил, и я вздохнула с облегчением: не хватало еще опять пускать в ход убеждение.

Сестра проводила меня в комнату отдыха. Там поставили диван, кресла и несколько столиков. На некоторых были разложены мозаики-пазлы. У одной из стен притулился шкаф со старыми настольными играми и потрепанными коробками с головоломками. Если не считать цветов на окнах, все в этой комнате было мертво. Сестра сказала, что мать скоро приведут, и предложила присесть и подождать.

Мать пришла в сопровождении огромного и угрюмого громилы. Когда она вошла, я вскочила. Этакий неуместный знак уважения. Выглядела она гораздо старше, чем я думала. Я запомнила ее такой, какой она была в день нашей последней встречи, однако ей уже давно перевалило за сорок, да и годы в психиатрической клинике не прошли даром. Чудесные золотистые волосы поредели и поблекли, и она была все такой же худой. Но эта болезненная худоба, как ни странно, придавала ей какую-то нервную элегантность. И пусть старый синий халат висел мешком, а ладони прятались в чересчур длинных рукавах, но она сохранила свою фарфоровую бледность. И, несмотря на изможденность, выглядела очень красивой. Настоящей аристократкой, с первого взгляда было понятно, что мать с детства привыкла к поклонению.

— Я не поверила своим ушам, услышав о твоем визите, — сказала мать вместо приветствия, насмешливо кривя губы.