- Подозреваю, ты вовсе не затем тратил золото пандида, чтобы обогатить этих бездельников, - проворчал варвар, злясь на себя за то, что не в силах был разгадать замысел Чилли.
- Ты очень проницателен, киммериец, - вежливо отвечал тот, сколько веревочке не виться, а конец будет. Приближался Праздник Мытья Волос, самый большой и пышный в тех краях. Для подобного случая местные жители держат у себя большие круглые полоскательницы, оловянные, медные, а кто побогаче - и серебряные. Ты, Конан, и ты, Шелам, наверное решили, что я попросил их одолжить? Ничего подобного: селяне сами натащили полную хижину этих тазов, словно у меня была не одна голова, а по меньшей мере полсотни, и каждая нуждалась в отдельном чане для омовения. Впрочем, каждый считал, что перехитрил соседа - приходили они, таясь друг от друга, и полоскательницу каждого я предусмотрительно прятал на заднем дворе. И, конечно, гору разнообразной посуды, это уж, как водится. Ее было так много, что мне понадобилось целых три ночи, чтобы вывезти все, включая полоскательницы, в ближайшую рощу и спрятать в укромном месте.
- И ты скрылся, - понимающе кивнул Конан.
- Нет, - сказал Чилли, - я хотел посмотреть, пошлют ли боги мне наказание. Поэтому вернулся в свою хижину и зажил, как ни в чем ни бывало.
Шли дни, селяне меня не тревожили, полагая, очевидно, что размножение полоскательниц протекает более трудно, чем у обычной посуды. Однако, спустя седьмицу, они стали проявлять беспокойство и захаживать по одному. Я делал вид, что не понимаю, о чем идет речь, вот тогда-то они и почуяли неладное. Собрали совет старейшин, долго судили-рядили, а когда выяснилось, что почти все семьи лишились ритуальных тазов, привалили ко мне целой толпой.
- Вот тогда-то ты и дал деру, - снова подсказал киммериец.
Но Чилли отверг и это предположение. Картина, открывшаяся взгляду селян в хижине, с его слов была следующая. Юноша, то есть сам Шейх Чилли, сидел на земляном полу, бил себя в грудь, посыпал голову пылью, царапал себе щеки и рыдал столь горько, что вселил скорбь в сердца вошедших.
- Какое несчастье постигло тебя, сынок? - вопросили ошарашенные старейшины. - Что ты так убиваешься?
- Люди добрые! - всхлипнул юноша, ударяя себя в грудь. - Я в полном отчаянии. Если бы мое горе касалось только меня, это бы еще полбеды. Но оно касается вас, всех до единого. О, пусть разверзнется земля и поглотит меня, несчастного!
- Как это? - вскричали старейшины. - Что это за напасть такая, что касается не только тебя, но и всех нас? Говори толком!
Тут юноша зарыдал еще громче.
- Мужайтесь! - еле выговорил он сквозь слезы. - Ваша чудесная посуда, ваши блюда, чаши, супницы и полоскательницы для волос... - тут он выдержал трагическую паузу. - ...скончались!
Все умолкли, словно пораженные громом небесным. Потом заголосили разом:
- Скончались?! Что ты мелешь! Как может помереть серебро, не говоря уже о латуни и олове? Где это слыхано? Как могло такое случиться?!
- Откуда мне знать, - отвечал тогда Чилли, перестав плакать, видать, роды были тяжелыми.
Его тут же связали и бросили в яму. Долго чесали старейшины свои сивые бороды, решая, что же с ним делать. Наконец решили призвать мудрого человека, дабы разрешил столь невиданное дело.
- Каково же было мое удивление, когда мудрец, призванный для суда, оказался знакомым мне пустынником, - подошел Чилли к заключительной части своей удивительной повести. - Он выслушал селян и осведомился, в чем, собственно, состоит их недоумение.
- Как же? - хором ответствовали те. - Да разве же мы поверим, что металлическая посуда может скончаться?
- А почему бы и нет? - ошарашил их мудрец. - Поверили же вы, когда сей юноша говорил, что утварь ваша принесла потомство. То, что может родиться, может и умереть!
Подобное заключение повергло селян в горестное уныние, но они не осмелились перечить пустыннику, опасаясь навлечь на себя гнев богов. Я же, возблагодарив небожителей мысленно, а отшельника из уст своих, поспешно удалился, чтобы вернуться вскоре с лошадьми и тайно вывезти привалившее богатство на ближайшую ярмарку.
- Значит, боги не сочли твою хитрость предосудительной? спросил Конан, улыбаясь от уха до уха.
- Боги обычно наказывают тех, кто стремиться обогатиться, не прикладывая к тому никаких усилий, - глубокомысленно заключил Шейх Чилли, - я же послужил лишь орудием высшей справедливости. Скажу еще, что и в дальнейшем продолжал следовать наставлениям мудрого пустынника, всякий раз убеждаясь в его мудрости и подлинной просветленности. Как видите, мои богоугодные дела принесли некоторые плоды...
Читать дальше