— А кто такие прогрессисты? — после некоторого молчания неуверенно спросила Катя.
— А черт их знает! — весело отозвался Лев. — Нас всего трое было, причем с одним из «прогрессистов» я познакомился только в камере… Да это же понятно, как делается — приходит на факультет разнарядка, нужны трое, или четверо, или пятеро террористов… или фашистов… или еще каких-нибудь врагов народа. А в деканате уже решают, кто лучше подходит на эту роль.
— Да что ты такое говоришь, Лев! — возмутилась Катя. — Этого просто не может быть. У нас просто так не сажают.
— Я и не говорю, что просто так. Для того, чтобы тебя посадили, необязательно действительно быть врагом народа, понимаешь? Это все объективные законы истории. А поскольку законы истории действуют не столько на отдельных людей, сколько на массы, то обижаться бессмысленно. Я могу сколько угодно доказывать, что меня посадили несправедливо, но даже если мне удастся доказать свою невиновность, это не отменит закона. И завтра посадят еще двадцать невиновных. А потом еще сто.
Катя отодвинулась.
— Иногда, — сказала она напряженным голосом, — я не знаю, как к тебе относиться…
Лев негромко рассмеялся.
— Что здесь смешного?
— Ничего. Просто я последнее время пытаюсь найти ответ на тот же вопрос.
— Какой?
— Как мне относиться к сержанту медицинской службы Кате Серебряковой.
Повисло молчание. Катя положила локти на перила веранды и делала вид, что полностью поглощена созерцанием затухающего заката.
— Ты мне очень нравишься, Катя, — сказал Гумилев.
Ночное форсирование реки прошло успешно. Плыли так тихо, что слышно было, как шуршат под тихим ветерком прибрежные камыши. Выбравшись на берег, решили не переодеваться, поползли по склону в одних трусах. Ползти было колко, Лев оцарапал себе живот какой-то колючкой. Потом прямо перед ним внезапно возник силуэт часового — это был невысокий узкоплечий паренек в не по размеру большой гимнастерке. В отличие от чучел, на которых они тренировались днем, паренек стоял к нему не спиной, а боком. Пока Лев раздумывал, что ему делать, где-то справа послышался шорох и звук падающего тела. Паренек, сдергивая с плеча винтовку, развернулся на звук и тут Лев прыгнул и ударил его, как и учил Шибанов, под коленки. Часовой, оказавшийся неожиданно легким, упал плашмя, не успев даже выставить руки. Гумилев навалился ему на спину и принялся тыкать в шею зажатым в кулаке куском угля. Паренек барахтался под ним, бормоча сквозь зубы: «Пусти, пусти, сволочь», но Лев и не думал его отпускать. Внезапно склон залило ярким светом — это включились прожектора на столбах ограды.
— Все, — раздался громкий голос Жерома, — отставить борьбу в партере. Разойтись всем.
Курсанты, отряхиваясь, поднялись. Паренек, на котором сидел Лев, ухитрился пнуть его сапогом в лодыжку.
— Товарищ майор, этот гад мне шею свернул, — жалобно проговорил сидевший в траве верзила, которому посчастливилось встретиться с Шибановым. — И ухи чуть не оторвал! Говорили же, что схватка учебная будет…
— Уши, деревня, — сказал капитан, — а с шеей твоей ничего не случится. Хочешь, обратно заверну?
— Ну тебя к черту! — испугался верзила и жаловаться перестал.
— Курсанты, за мной, — скомандовал Жером и повел всех к берегу. — Так, где у нас сержант Серебрякова?
— Я здесь, товарищ Жером, — донесся от реки испуганный голос. — Я тут в камышах позицию заняла.
— Выходите, — велел командир. Раздался плеск, и в свете бьющих сверху фонарей показалась Катя — блестящая от воды, похожая на русалку. В руках у нее была снайперская винтовка.
— А это вам зачем? — нахмурился Жером. — Вы же должны были прикрывать группу автоматным огнем…
— Боялась зацепить своих. А с винтовкой я бы не ошиблась.
Жером прикусил губу.
— Товарищ сержант, вы хотите сказать, что могли бы стрелять из снайперской винтовки в полной темноте?
Катя потупилась.
— Ну, вообще-то не в полной. Силуэты часовых я хорошо различала…
Жером хмыкнул.
— Может быть, ваши удивительные способности не исчерпываются врачеванием? Может, вы еще и в темноте видите, как кошка?
Он покачал головой.
— Ладно, будем считать, экзамен вы сдали. Хотя то, что вы не переоделись на берегу, конечно, минус.
— Почему? — удивился Шибанов. — Действовали по обстановке, как вы и учили…
— Голый диверсант, — сказал Жером, — как и мокрый диверсант — зрелище довольно комичное. Впрочем, для первого раза сойдет. Теперь можете отдыхать. Завтра в девять снова едем на аэродром — на сей раз прыгать будем с полутора тысяч.
Читать дальше