Кирилл Бенедиктов - Блокада. Книга 2. Тень Зигфрида

— Эх, сейчас бы перчику, петрушки да помидорчиков — я б вам такую ростовскую уху сварганил!

— Это можно, — отозвался Теркин, не отрывая взгляда от поплавка. — Мне повар как раз за последний проигрыш кое-что должен.

— Так что ж ты молчишь, чудило! — обрадовался капитан. — Слушай мою команду — начинаем подготовку к операции «уха». Старшина, отставить рыбалку. Тут уже и так рыбы на целую роту. Давай, дуй к повару, и все, что я выше перечислил, тащи сюда. Теперь ты, товарищ ученый. Тебе задание будет простое, но ответственное — собрать дрова. С таким расчетом, чтобы хватило и на уху, и на просто у костерка посидеть. То есть — много. Все ясно?

Уху Шибанов варить действительно умел. От котелка шел такой невообразимо вкусный запах, что можно было захлебнуться слюной. Дымок костра плыл над рекой, вплетаясь в вечерний туман.

— Как будто и нет войны, — пробормотал про себя Гумилев.

— Что вы сказали, Лев? — спросила Катя, резавшая хлеб — Теркин, помимо помидоров и перчика, притащил из столовой целую буханку черного.

— Спокойно здесь, — Гумилев кивнул на костерок. — Рыбалка, пикник у реки… Трудно поверить, что меньше года назад тут вполне могли стоять немцы…

— Ну, нет, — возразил Шибанов, снимая крышку с котелка и водя носом, — тут немцев отродясь не было. Они с запада шли…

— Прав Николаич, — подал голос Теркин. — Вот даже взять, как нас кормят. Смотри, хлеб какой — не липкий, зернистый! У нас подо Ржевом такого год не видали. Оладушки из ржаной муки за счастье считались. Да и времени их печь не было. Одна атака за другой… Сухари нам, помню, сбрасывали с самолетов — а это, ребята, подвиг был, у фрицев зенитки работали без выходных — так мешки с сухарями ветром к немцам сносило. Они там ржут, большие пальцы показывают — данке шен, кричат, Иван, брот ист гуд! Хорошие, мол, сухари… А мы в окопах сидим, смотрим на них, и в животе одно бурчание… Потом болезнь началась — слепота куриная. Как вечереет, все, на три метра от себя ничего не видишь. И ладно бы у одного-двух — целыми взводами люди слепли. Как тут воевать? Доктор говорит — недостаток витаминов. Ну, в мае отвели нашу часть в деревню Карповку, двадцать километров от линии фронта. А жрать все равно нечего. Сварили нам суп — на триста человек килограмм сои. И что думаешь? С голодухи показалось царским угощением! А потом кто-то прознал, что на полях неподалеку картофель не успели убрать на зиму… Как все туда побежали! Кто штыками, кто лопатами, картошку выкапывают, а она перемороженая, зима-то какая была лютая… Вечером вот у костерка пропекли картошку эту, налопались от пуза. Наутро вся часть — в лежку. У всех животы раздуты, кишки режет так, будто стекла толченого наелись… Два дня мучились, хорошо, не помер никто. А на третий день нам бабы супчик перловый сварили, да хлеб испекли — из той же картошки да отрубей. Мы его «Ржевским» прозвали…

— Лови момент, старшина! — Шибанов взял пучок петрушки и принялся кромсать его остро отточенным ножом, — Как отправят тебя обратно в твои болота, будешь вспоминать ушицу по-ростовски… От зараза!

Он бросил нож и выставил перед собой окровавленный палец.

— Перевязать надо, — сказал Лев. — За бинтом сходить?

— Не надо, — мотнул головой капитан. — Обойдемся без бинтов. Катенька, поможешь?

— Что же вы неловкий такой, товарищ Шибанов, — Катя отряхнула руки от хлебных крошек и подошла к капитану. — Давайте сюда ваш палец…

Дальше произошло что-то непонятное. Катины тонкие ладошки накрыли руку Шибанова, как будто пытались укрыть от ветра невидимую свечу. Глаза сержанта медицинской службы закрылись, на лбу пролегла глубокая складка, сразу сделавшая ее милое лицо очень взрослым. Губы Кати побелели, сжались в две тонкие ниточки. Продолжалось все это недолго, может быть, минуту, потом Серебрякова снова открыла глаза и убрала ладони.

— Все, — произнесла она, как показалось Гумилеву, с облегчением. — И впредь, пожалуйста, будьте внимательнее…

— Как новенький, — удовлетворенно сказал Шибанов, разглядывая палец. — Опять ты меня выручила, Катерина батьковна. Даже не знаю, как тебя благодарить…

— Ух ты, — Теркин присел на корточки возле костра, чтобы получше рассмотреть руку капитана. — Даже следа не осталось!

Он обернулся к Кате.

— И давно ты так умеешь, сестренка?

— Недавно, — почему-то сердито ответила Серебрякова. Видно было, что говорить на эту тему ей совсем не хочется.

— А если рана посерьезней будет — тоже излечишь?