Джордж Оруэлл - Зверская ферма

Огромные валуны, слишком большие, чтобы их можно было пустить в дело, валялись по всему карьеру. Животные обвязывали их веревками, а потом все вместе - коровы, лошади, овцы - все, кто мог тянуть веревку (иногда в самые решительные моменты присоединялись и свиньи), очень медленно втаскивали их по склону карьера наверх, а там сталкивали с откоса, чтобы, падая, они сами разбивались внизу на части. Перевозка битого камня была уже делом сравнительно простым. Лошади доставляли камень на телегах, овцы катали отдельные куски, даже Мюриель и Бенджамин впрягались в старую двуколку с сиденьями по бокам и тем вносили свою лепту в общие усилия. К концу лета насобирали нужный запас камня и тогда началось, под руководством свиней, строительство.

Но это был процесс медленный и трудоемкий. Изнурительные усилия по подъему одного-единственного валуна наверх карьера часто занимали целый день, а когда его сталкивали вниз, он мог иногда не разбиться. Без Боксера ничего было бы нельзя достигнуть. Казалось, что у него сил больше, чем у всех остальных животных, вместе взятых. Когда валун, который затаскивали наверх, вдруг начинал скользить обратно, и все вопили от отчаяния, видя, что их тащит вниз по склону, - именно Боксер вступал в напряженную борьбу с веревкой и останавливал скольжение.

Животные восторгались, видя, как он поднимается вверх по склону, пядь за пядью, с натугой, как его дыхание учащается, а крутые бока покрываются потом. Кашка иногда просила его быть поосторожнее, но Боксер ее не слушался. У него было два ответа на все - слова "Я буду работать еще упорнее" и "Наполеон всегда прав". Он попросил петуха, чтобы тот будил его по утрам не на полчаса, как прежде, а на три четверти часа раньше остальных. А в свободные минуты, которых теперь было немного, он отправлялся в карьер один, собирал битый камень и без чьей-либо помощи возил его к будущей мельнице.

Несмотря на многочисленные тяготы, этим летом на ферме жилось не так уж и плохо. Если еды у них и не прибавилось по сравнению с временами мистера Джонса, то по крайней мере и не убавилось. Одно то, что они должны были кормить только самих себя и не были обязаны содержать еще и пятерых прожорливых двуногих нахлебников, было немалым преимуществом, которое перевешивало многие неудачи. Методы труда животных во многих случаях были эффективнее и экономичнее. Например, такую работу, как прополку полей от сорняков, можно было сделать с тщательностью, людям недоступной.

И опять же, поскольку животные теперь не травили посевы, отпала необходимость отгораживать пахотные земли от пастбищ и все время возобновлять живые изгороди и проходы в них. Это давало немалую экономию труда.

Тем не менее, уже в течение этого лета обнаружились и дали о себе знать многие непредвиденные трудности. Не хватало керосина, гвоздей, веревок, собачьих сухарей, железа для подков - самим произвести все это на ферме было невозможно. А в будущем предстояло столкнуться с недостатком семян и искусственных удобрений, не говоря уж о различных инструментах и оборудовании для мельницы. Откуда все это возьмется, никто не мог себе даже представить.

Однажды в воскресенье утром, когда животные собрались для получения приказаний на следующую неделю, Наполеон объявил, что переходит к новой политике. С этого дня Зверская Ферма завяжет торговые отношения с соседними фермами - разумеется, не ради коммерческой выгоды, а единственно для того, чтобы обеспечить себя самыми необходимыми вещами. "Потребности мельницы должны быть поставлены во главу угла", - сказал он. Поэтому он, Наполеон, ведет сейчас переговоры о продаже стога сена и части урожая пшеницы текущего года, ну, а если денег все-таки не хватит, то придется заработать их продажей яиц, на которые всегда есть спрос в Виллингдоне. "Куры, - сказал Наполеон, - должны поддержать эту жертву, как свой личный вклад в строительство мельницы".

Снова животные ощутили смутное беспокойство. Разве среди прежних постановлений, принятых сразу после изгнания Джонса на первом, триумфальном Совете, не было решения никогда не заключать сделок с людьми, никогда не заниматься торговлей, никогда не прикасаться к деньгам? Все животные помнили, как принимали эти постановления, или, по крайней мере, им казалось, что они помнят. Четыре юных борова, те самые, что протестовали, когда Наполеон упразднил Советы, робко подняли голос, но тут же и смолкли, заслышав угрожающее рычание псов. Овцы, как обычно, заблеяли: "Четыре хорошо, два - плохо", и минутное замешательство сгладилось.