Дмитрий Биленкин: Странная

Вечер выдался тихим и настороженным. Нервно мерцали звезды, вдали, в сухом черном тумане, вспыхивали голубые молнии, и долгое время спустя там глухо и грозно погромыхивало.

Не боясь вкрадчивых угроз грома, мимо меня прошли девушки. Их светлые платья невесомо проплывали над смутной лентой дороги туда, где уже похрипывала гармонь и подмигивали лучики фонариков. За девушками вразброд промаячили тоненькие фигурки малолеток, которых еще не принимали в круг гуляний, но которых он уже зазывно манил.

Я квартировал в амбаре напротив избы. Не спалось. Как всегда при резкой смене погоды в деревне, нервы чутко внимали далеким и неведомым толчкам, происходившим в природе. Уши напряженно слушали тишину. И потому, что кругом был мрак, и потому, что природой владело беспокойство, сознание, казалось, плыло в темной бесконечности, откликаясь на зов непонятных, звериных символов.

"А ведь девчонка была права... - подумал я, погружаясь в чуткий полусон. - Погода портится..."

- ...Расскажи, расскажи, не бойся!

Голос вытолкнул меня из дремы, и я, как ослепленный окунь, сначала не мог сообразить, где я и что вокруг. Потом мысль обозначила положение кровати относительно стен амбара, амбара - относительно всей деревни, и так далее, пока, наконец, все не стало окончательно на свои места, если не во времени, так в пространстве. Тогда я понял, что разговаривают за стеной на скамейке, можно сказать под самым моим ухом.

- Не хочу... - услышал я ответ и насторожился, потому что это был голос Нюры - той самой девочки, которую я встретил днем.

- Ой, потеха сейчас будет! - хихикнул женский голос.

- Да не ломайся, не ломайся, - уговаривал первый голос. Я узнал его: он принадлежал губастому Федьке.

- Не хочу, опять смеяться будете. Пусти!

- Сама ходишь за нами, как привязанная, а как нам скучно, так пусти... - зло сказала женщина.

Я догадался, кому принадлежит и этот голос: краснощекой красавице Маше.

- Да что я вам, игрушка... - прошептала Нюра.

- Давай, давай, - подбадривал ее Федька. - Ну, что ты там видела, у Гремячего колодца? Слышь, Маша, мы там взялись для смеха ее купнуть, а она - ну нам заливать: "Ой, ребятки, подождите, а я что вижу..."

- Купнули? - деловито осведомился новый голос. Его я не знал.

- Ага...

- Дураки. Там холодная вода, простыть могла.

- Так мы в пруду...

- Тогда ничего. Валяй, Нюша, рассказывай. Я, Маша, люблю ее слушать, интересно, почище, чем радио.

- Нашли кого слушать - дурочку, - с женской непоследовательностью отозвалась Маша.

Мне вчуже стало горько за Нюру, а за ребят стыдно. Я вскочил, чтобы одеться, выйти и положить конец этому глумлению.

И тут я услышал Нюрин ответ.

- Что ж, что я дурочка, зато вижу то, что не видишь ты.

Ребята гоготнули. А я остолбенел от своего открытия: в голосе девочки не было обиды! Ее не ранило слово "дурочка", настолько оно было, видимо, для нее привычным. Конечно, ведь ей об этом твердили всю ее короткую жизнь... Удивительно, как Нюра еще не до конца признала за окружающими право относиться к ней не так, как к другим! Это-то и сбивало меня с толку. Меня возмущало отношение к ней, ее робкий протест, и я даже не подумал, что для остальных это норма. И для нее в том числе.

Я не замедлил получить подтверждение.

- Начинай, Нюрка, - последовал приказ. - Расскажешь - яблочка дам.

Это говорил Федька.

- А смеяться не будете?

Кто-то прыснул.

- Не будем.

- Честное слово?

- Честное-пречестное, со двора унесенное, Нюрочке подаренное.

Ей хватило и такой малости... Серьезным, "бабьим" голосом она принялась рассказывать о каких-то пятнах, "черных, как кляксы", которых под землей много. О причудливых ходах и гротах, открытых ее взгляду, о том невероятном, чем была переполнена ее фантазия и чем она жаждала поделиться. Вымысел был убедительным, и ей явно льстило, что ее слушают старшие, почти не перебивая и на секунду даже веря ей, как верят красивой сказке.

- А кладов ты не видела? - внезапно вмешался тот, незнакомый мне голос.

- Нет, дядя Петь, не видела.

- Зря. Про клады интересней. Как надумаешь - приди ко мне, послушаю.

- Хорошо.

- Дядя Петя, верно, что она вам нашла место для колодца? - спросил Федя.

- Брешут.

- Я видела... - начала было Нюра, но дядя Петя тотчас оборвал ее.

- Иди отсюда! Поздно тебе болтаться на улице!

- Я еще немножко посижу...

- Что я тебе сказал, ну?

Скамейка слегка скрипнула. Без Нюры заговорили уже о другом, мне неинтересном. Вскоре гром близко охнул и все поднялись: видимо, стал накрапывать дождь. Я остался наедине со своими мыслями.