Михаил Остроухов - Любовница вампира

Ужас снова овладел моим бедным сердцем, и, с диким криком вскочив со скамейки, я бросилась со всех ног домой. Однако, состояние мое было настолько плохо, что мне не удалось пройти и сотни шагов, и, как только я оказалась на многолюдной улице, где могла не опасаться преследования Виктора, слабость широкой волной разлилась по всему телу, достигнув даже самых удаленных и труднодоступных уголков, и чувства покинули меня.

Мерцание звезд над головой переходило в яркий солнечный свет, а потом неведомым образом превращалось в огонь огромного костра, разложенного великанами. И все, только мерцание, только свет, только огонь. Очнулась я уже в больнице от того, что кто-то произнес надо мной: "Необходимо переливание крови". "Почему необходимо? Когда необходимо? Я же ни чем не больная" - хотелось закричать мне, но язык словно прирос к небу, а сил пошевелиться у меня не было, хотя я все прекрасно слышала и даже могла видеть, что происходит вокруг через приоткрытые веки. Так я разглядела, что нахожусь в большой просторной комнате, и вдоль стен в ней стоят сложные медицинские приборы, над которыми склонились несколько человек в белых халатах. Это они, щелкая тумблерами на аппаратуре, оживленно дискутировали насчет переливания крови. Кроме них и меня в палате никого не было, и, без сомнения, кровь собирались переливать именно мне. И действительно, к моей кровати подошла сухонькая пожилая женщина с белой марлевой повязкой на лице и ввела мне в вену на руке что-то вроде шприца, соединенного с трубкой.

Ничего страшного не произошло, и и даже удивилась, почему сразу так испугалась переливания, ведь приток свежей крови в ослабленный организм пойдет ему только на пользу. Правда, где я успела потерять столько крови, чтобы понадобилось такое экстренное ее восполнение, я не помнила. Однако, это открытие, на удивление, меня не взволновало, может быть от того, что тело и ум мои находились в расслабленном состоянии, а больничная палата, где я лежала, ассоциировались в сознании с крепкостенным приютом для убогих и беззащитных, что давало надежную гарантию безопасности. Тем более вскоре врачи, которые пугали меня разговорами о всяких кровеносных сосудах, вышли, и мы остались вдвоем с медсестрой. Я очень обрадовалась этому, потому что молчаливая пожилая женщина внушала мне больше доверия, чем громогласные врачи, но секунду спустя меня уже ждало новое потрясение: вместо того, чтобы переливать донорскую кровь, медсестра перетянула мне предплечье жгутом, что-то переключила на приборе и, сдвинув марлевую повязку и взяв в рот трубку, соединенную с веной, принялась жадно сосать мою кровь. Я поняла, что погибну, если не произойдет никакого чуда, если не появится сияющий ангел во славе небесной и не разрушит пламенным словом козни темных сил, избравших меня своей жертвой. Тонкой, но стремительной струйкой сочийась по трубочке моя жизнь. Секунды быстро бежали одна за одной, как десантники на задании, перебегающие асфальтовую дорогу в открытом месте. Тошнота подбиралась к самому горлу, отступала, потом приходила снова. Сознание туманилось и чувствовалось, что оно готово вот-вот отключиться, и от того с жадностыо цепляется за любые постороцние шумы, чтобы не погаснуть совсем. Что это за шум, я сначала никак не могла разобрать, но вдруг постигла происхождение наиболее сильного, наиболее волнующего: кто-то шел по коридору, и звук шагов ударами парового молота отдавался у меня в мозгу. Я уже смогла увидеть, как испуганная медсестра, видимо побоявшись, что ее застанут на месте преступления, поспешно перевела кровь на вливание и юркнула в дверь, противоположную той, откуда послышались шаги. Чудо, единственно на которое уповала, свершилось, и на этот раз смерть отступила, и мне так захотелось увидеть своего спасителя, что, несмотря на маю крайнюю слабость, я собрала последние силы и, повернув голову набок, встретилась глазами с вошедшим человеком. Это был врач, высокий, стройный, с красивыми чертами лица. Его глаза лучились мягким теплым светом, и казалось, что если бы кто-то закрыл их ладонями, то ткани рук моментально сделались бы розовыми, и сквозь них отчетливо проступила каждая косточка скелета. Доктор осторожно приблизился ко мне и тихо, почти одними губами, спросил: "Как Вы себя чувствуете?" "Хорошо" - последовал машинальный ответ. - "Не уходите, садитесь на стул, выслушайте меня", - торопливо продолжила я затем, и улыбнулась, счастливая от того, что дар речи вернулся ко мне. Теперь можно было хоть как-то постоять за себя, тем более, когда судьба посылала на помощь такого хорошего, пускай даже на первый взгляд, человека. Я нисколько не сомневалась в его поддержке и поэтому рассказала ему все как есть, не забыв ничего из своих злоключений.