Илья Панин: Осознание хаоса

— Парит после грозы. — Проследил Иваныч направление Данилиного взгляда. — Если туман к небу поднимица — после обеда опять польет. Надо бы потарапица.

— Успеем. — Отозвался Данила, принимая от Иваныча кусок рубероида. — Походу, эта белая булка собирается валяться там, на поляне, весь оставшийся день. Прикинь, ветер дует, а ей хоть бы хны. Странные туманы, все-таки, у вас тут обитают. Гвозди закончились. — Сообщил Данила, распрямляя затекшую спину. — А волки у вас тут случайно не водятся?

— Не-е, волков нет. Медветь, говорят, иногда встречается. — Иваныч швырнул на крышу грязный мешочек с гвоздями. — Мне, однако, медветь ни разу не попадался. А волков нет. Вообще у нас тут места хорошие, грибные. — Подсел на своего любимого конька Иваныч. — Правда в позапрошлом году семья пропала без вести. Кузьмич со старухой своей пошел за грибами и не воротился. Думали, поначалу, медветь задрал. Всей деревней искали три дня. Ничего не нашли — ни одежды, ни крови — как корова языком слизнула. Так дом их и стоит заброшенный до сих пор. Сыновьям городским он даром не нужный.

— Я помню эту историю, Иваныч. И чё, так до сих пор ни слуху, ни духу?

— Не-е, говорю же, как корова языком…

— Работнички! — Послышался с крыльца летней кузни голос хозяйки. — Айда кушать.

— Сейчас. — Откликнулся Данила. — Маленечко осталось. Доделаем и придем.

Заколотив последний гвоздь, Данила в последний раз глянул на туман. Белая булка и не собиралась подниматься к небу. Но вроде бы как придвинулась немножечко ближе к деревне, а, может, Даниле и показалось. Во всяком случае, если верить Иванычу, дождя после обеда не будет. Данила скривился на свою забрызганную грязью Короллу. "Может, помыть ее, пока вагонетка с водой рядом". — Подумал он, но потом махнул рукой: "Все равно дорога не успела просохнуть. Пока до города доберусь — по новой в грязи тачку умотаю".

Натрескавшись горячих беляшей и отказавшись дожидаться, пока сварится борщ, Данила попрощался с родственниками, сел в машину и тронулся в путь. Но когда он уже отъехал от деревни примерно метров на шестьсот-семьсот, мотор неожиданно заглох. "Е-п-р-с-т!!!" — выругался Данила в сердцах. Он всегда больше всего на свете боялся именно этого — того, что машина однажды вдруг сломается где-нибудь у черта на куличках, в ста километрах от ближайшего СТО.

Данила хотел было выйти из машины и открыть капот, но вдруг осознал, что не может пошевелить ни рукой, ни ногой. Тело сковало какое-то жуткое оцепенение. Такое бывает иногда во сне, когда пытаешься от кого-то убежать, а ноги отказываются тебя слушать. И ты влачишь их по земле, как стопудовые колоды.

Но паники не было. Просто оцепенение и никаких эмоций. Время как будто бы остановилось. Данила вдруг понял, что в окружающем пространстве более не существует привычных звуков. Гробовая тишина опустилась на землю. В открытое окно Короллы не доносилось ни пения птиц, ни стрекотания кузнечиков, ни лая собак из только что покинутой деревни. Только непонятно откуда доносилось какое-то странное то ли шипение, то ли жужжание, похожее на то, что иногда слышится, когда стоишь под линией с высоковольтными проводами.

Сколько времени Данила просидел в оцепенении — неведомо. Но в какой-то момент жужжание стихло и машина неожиданно сама собой завелась. Оцепенение сразу спало, и Данила выскочил из машины, как ошпаренный. Все вернулось на круги своя — пение птиц, стрекотание кузнечиков, но…

В деревне стояла гробовая тишина и с улиц куда-то поисчезали все люди, а странный туман каким-то непостижимым образом перекочевал с южной стороны деревни на противоположную, продолжая потихонечку удаляться дальше на север.

И вот тут Данилу охватила настоящая паника. "Небо прячет свои зубы в облаках. Данила, нет ничего страшнее на свете, чем облака, сошедшие на землю…"

Запрыгнув в машину и разбрасывая во все стороны куски грязи из под колес, Данила круто развернулся и на полной скорости, насколько позволяли колдобины на дороге, устремился назад в деревню.

Пока он гнал машину по переулкам, вплоть до самого дома Светиных родителей, ему не встретилось ни одной живой души — ни человека, ни кошки, ни собаки. Выскочив из машины сломя голову, Данила сорвал с петель калитку, пронесся по аккуратно выложенной из бетонных затяжек дорожке, добежал до летней кухни и замер, как вкопанный.

Железным ручейком, протянувшимся от собачьей будки до тротуара, валялась цепь, а на конце цепи — пустой ошейник — собака исчезла! Ноги у Данилы подкосились. Превозмогая вдруг нахлынувшую слабость, он доковылял до открытой двери летней кухни и заглянул вовнутрь.