Майкл Суэнвик: Медленная жизнь

Лиззи увидела на горизонте темную полоску узкого моря Титана, если это можно назвать морем. Озеро Эри было крупнее, но земные спин-специалисты считали, что, поскольку Титан намного меньше Земли, здесь это может считаться морем. Лиззи имела собственное мнение, но она знала, в каких случаях следует держать рот на замке.

А вот и Консуэло. Лиззи переключила смотровое устройство на живое изображение. Самое время полюбоваться шоу.

— Поверить не могу, что я наконец здесь! — воскликнула Консуэло, позволяя туго обернутой рыбе соскользнуть с плеча на землю. — Пять километров не кажутся слишком уж большим расстоянием, если спускаешься с орбиты: как раз достаточно, чтобы оставить допуск на ошибку, иначе спускаемый аппарат может упасть в море. Но когда приходится одолевать все это пешком, через вязкий, липкий толин… чертовски утомительно, доложу я тебе.

— Консуэло, можешь сказать, каково там? — спросил Алан.

— Пересекаю берег. Теперь я на краю моря.

Девушка опустилась на колени и окунула руку в море.

— Знаешь, что это такое? Много-много толченого полурастаявшего льда во фруктовом сиропе. Почти наверняка смесь метана с аммиаком. Точнее мы узнаем, когда отправим образец в лабораторию. Однако довольно верный признак — эта штука растворяет толин на моей перчатке.

Консуэло встала.

— Можешь описать берег?

— Белый. Усыпан гранулами. Я могу разбрасывать их сапогом. Наверняка ледяной песок. Мне сначала собрать образцы или выпустить рыбу?

— Сначала рыбу, — потребовала Лиззи почти одновременно с Аланом. — Давай.

— Ладно.

Консуэло тщательно очистила в море обе перчатки, схватилась за язычок молнии на обертке и потянула. Пластик распался на две половины. Консуэло неуклюже высвободила рыбу, подняла за две боковые ручки и зашла вместе с ней в темную слякоть.

— Ну вот, я стою в море. Оно мне по щиколотку. А сейчас по колено. Думаю, здесь достаточно глубоко.

Она опустила рыбу.

— Включаю.

Палтус, созданный в «Мицубиси», вильнул хвостом, как живой, одним гибким движением рванулся вперед, нырнул и исчез.

Лиззи переключилась на камеру рыбы.

Черная жидкость мелькала мимо инфракрасных глаз палтуса. Рыба плыла по прямой, от самого берега, не видя ничего, кроме пылинок парафина, льда и других взвешенных частиц, всплывавших перед ней и уносимых ее яростным натиском. Пролетев сто метров, палтус выдал радарный импульс, отразившийся от поверхности, и ушел на глубину.

Лиззи, плавно покачивавшаяся в своей подвесной системе, зевнула.

Через минуту точнейшая японская кибернетика взяла крошечный образец аммиачной воды, пропустила через остроумно вмонтированную внутреннюю лабораторию и выпустила со стороны хвоста отработанный продукт.

— Мы на двадцати метрах, — объявила Консуэло. — Пора брать второй образец.

Палтус был приспособлен к забору сотен анализов, но располагал объемом только для двадцати образцов, которые мог доставить обратно. Первый был взят с поверхности. Теперь палтус извернулся и глотнул пять граммов жидкости во всей ее потрясающей загрязненности. Для Лиззи это была живая наука. Донельзя наглядная. Не слишком драматичная, но невыразимо волнующая.

И тем не менее она зевнула.

— О’Брайен! — окликнул Алан. — Когда ты в последний раз спала?

— Что? А… двадцать часов назад. Не беспокойся за меня, я в порядке.

— Иди спать. Это приказ.

— Но…

— Сейчас же.

К счастью, скафандр был достаточно удобен для сна. Собственно говоря, он был специально для сна приспособлен.

Сначала она вытащила руки из рукавов. Потом подтянула ноги под подбородок и крепко обхватила себя.

— Спокойной ночи, приятели.

— Buenas noches, querida, — пожелала Консуэло, — приятных тебе снов.

— Спи крепко, космическая путешественница.

Едва она закрыла глаза, тьма стала такой абсолютной, что, казалось, перебирает по телу мохнатыми лапками. Чернота, чернота, чернота. Во мраке вспыхивали фантомные огоньки, образуя линии, ускользая, когда она пыталась их разглядеть. Такие же верткие, как рыба, светящиеся, слабее слабого, и стоило только присмотреться, как они исчезали.

Мириады мыслей-мыслишек серебряными чешуйками пронизывали мозг и таяли.

Что-то звонило — тихо, глубоко. Колокол затонувшей часовой башни терпеливо отбивал полночь.

Лиззи начинала приходить в себя.

Там, внизу, то место, где должна быть почва. И растут невидимые цветы. А наверху должно быть небо, если таковое действительно есть. Там тоже плавают цветы.