Владимир Ильин - Профилактика

Однако этот тип явно не боится получить пулю в лоб. Почему? Что он задумал? Может быть, на самом деле вообще все не так, как он мне преподнес? Нет ли тут какой-то ловушки? Может быть, он как раз и добивался того, чтобы я прикончил его? Может быть, именно в этом заключается истинное Условие нашего превращения в трехглавого бога?

И тогда я крикнул в отчаянии:

— Что ты ухмыляешься, подонок? Думаешь, ты загнал меня в тупик? И ты еще претендовал на роль Всевышнего? Ты, который способен на любую подлость ради достижения своих целей? Ты, который готов опуститься до шантажа лишь потому, что я посмел не согласиться с тобой? Ты напрасно думаешь, что у меня нет другого выхода. Нет, он у меня все-таки есть!

И я поднес дуло к своему виску.

— Зря, — с сожалением сказал Антон. — Это не выход, Альмакор. Это лишь увеличивает вероятность твоего поражения. Подумай сам: ты ведь не успеешь ничего пожелать, когда нажмешь курок, а значит, смерть твоя будет лишь кратковременной. И когда ты придешь в себя, Ивлиев и Гаршин уже будут здесь. А поскольку ты не будешь ничего помнить, то им еще проще будет инициировать в тебе дар Всемогущего... Нет, раз уж ты решил одержать верх над Профилактикой и надо мной, то тебе придется убить меня. Стреляй, Альмакор. Стреляй, а то будет поздно...

Неестественно улыбаясь, он нарочито медленно направился к столу, на котором стоял телефонный аппарат.

— Стоять! — в отчаянии крикнул я, но он и не подумал останавливаться.

Держа пистолет обеими руками, потому что руки мои тряслись, как у запойного алкоголика, я прицелился.

Антон снял трубку и принялся тыкать пальцем в клавиши набора, проговаривая набираемые цифры.

Это действительно был номер сотового моего шефа!

— Гад, сволочь, придурок! — закричал я. — Ты же сейчас умрешь навсегда! Я выстрелю и не буду тебя возвращать с того света! Потому что такая мразь, как ты, этого не заслуживает!..

— Давай, давай, — равнодушно откликнулся он. — Четыре... восемь... пять..

Оставалась всего одна цифра.

Но Антон почему-то задержал палец над кнопкой и сказал:

— А знаешь, почему мне не страшно, Альмакор?

Я тяжело дышал. Пот, струившийся по моему лицу, заливал глаза, но мне нечем было вытереть его — руки были заняты пистолетом.

— Я ведь все равно долго не протяну, — сказал он вдруг совсем другим тоном. — Рак... Врачи предсказали, что мне осталось несколько месяцев, не больше. Так что, выстрелив, ты меня спасешь от мучений. — Он вдруг хохотнул невесело. — Представляешь, какой дурацкий парадокс получается? С каждым днем мне будет все больнее и больнее, и я буду все дальше продвигаться по пути. Всеведения. Не исключено, что, когда меня совсем скрутит в три погибели, я буду знать ответ на любой вопрос. Только что в этом толку? Вот что самое скверное во всеведении: тот, кто знает истину, не способен донести ее до людей. В лучшем случае его осмеют, а в худшем...

Он вдруг замолчал и ткнул пальцем в последнюю цифру.

И тогда я выстрелил.

Но не в него, а в аппарат.

Пуля разнесла пластмассовый корпус вдребезги, и осколки ударились в стену, брызнув из-под руки Антона. Он побледнел, но умудрился не вздрогнуть.

— Браво, — нетвердым голосом произнес он. — Из тебя вышел бы отличный стрелок, Альмакор. Хорошо, что у меня этот телефон — не единственный.

И достал из кармана коробочку сотового.

И опять принялся нажимать кнопки вызова.

Ну что мне с ним делать?

Ранить в ногу или в руку, отобрать телефон, а потом привязать этого вшивого героя к креслу с кляпом в горле и уйти, надеясь, что он помрет здесь либо от потери крови, либо от истощения?

Ну, вот, сказал я себе. И ты докатился до садистских наклонностей. И не надо оправдывать себя тем, что, мол, с кем поведешься — от того и наберешься...

А потом я разозлился.

На этого фанатика, вознамерившегося во что бы то ни стало перестроить всю Вселенную. На себя, запутавшегося в моральных предрассудках и готового ради своих дурацких принципов выстрелить в безоружного. И на весь мир, который устроен так, что ради победы добра надо обязательно сотворить какую-нибудь пакость.

Я убрал пистолет обратно за пояс и сказал Антону:

— Ладно, гнусный шантажист, твоя взяла. Уголовщина на сегодня отменяется. Дай-ка мне мобильник, я сам поговорю с шефом.

Голос у Ивлиева был хриплым — видимо, звонок вырвал моего шефа из крепкого сна.

— Ардалин, — сказал он, когда до него дошло, кто звонит, — я тебе завтра яйца с корнем выдеру за такие штучки! Тебе что, рабочего дня не хватило пообщаться с начальником?