Андрей Аникин - Пятое путешествие Гулливера

Я спросил Мика, что это такое. Он, подумав немного, ответил неохотно:

— Это следы черных дел Амуна.

— Но кто такой Амун. и зачем ему нужны эти бесчисленные клетки?

— Амун когда-то считался близким учеником великого Оана… Это было семь лет назад. Амун был тогда пятикратносверхравным и использовал свое положение, чтобы сделать свое черное дело… Но он был разоблачен…

Любопытство мое было возбуждено. Хотя я видел, что Мику не очень приятно рассказывать мне об Амуне и клетках, я не мог удержаться от расспросов. В конце концов я все же выведал у секретаря, как было дело.

Амун опирался на одно изречение Оана, которое до того не привлекало особого внимания. Оно гласило: «Если вы не знаете, чем накормить равных, то поднимите глаза вверх, и вы найдете там пищу». Амун объявил, что великий Оан имел в виду голубей. Если развести их в большом количестве, они дадут людям много пищи в виде мяса и яиц. Как это бывает в Эквигомии, началось с пустяков, но скоро вся страна была охвачена лихорадкой разведения голубей. Был брошен призыв: «Каждый эквигом — сто голубей Оану!» При этом имелись в виду и женщины, и грудные младенцы, и старики. Нетрудно подсчитать, что число голубей должно было перевалить за миллиард и даже больше, потому что рьяные птицеводы превышали установленное число и гордились этим.

Все запасы проволоки, сетей и веревок были использованы для строительства многих тысяч голубятен. Было запрещено использовать, эти товары для любой другой цели. Люди забросили работу на фермах и в мастерских, дети перестали учиться, даже сверхравные гоняли голубей и собирали яйца.

Почти все запасы зерна были скормлены голубям, а мяса от них все было мало. Голубиные яйца были мелки и малопитательны, к тому же при упаковке и перевозке их били в большом количестве.

К концу второго года этого голубиного безумия случилось самое страшное. На голубей напал какой-то неизвестный мор, они подыхали тысячами и миллионами. Трупы птиц загромождали крыши домов, улицы и сады. Эпидемия перекинулась на другую домашнюю птицу, угрожала скоту и людям. Теперь все население было занято уборкой и погребением трупов.

Пришлось забить и миллионы здоровых голубей, чтобы остановить эпидемию.

Тогда ярость обратилась против Амуна, его друзей и сторонников. Эту ярость искусно использовали и направляли соперники и враги. Одним из тех, кто энергично действовал за сценой, был Нуил.

Разъяренные толпы осадили дом Амуна. Охрана была перебита или разбежалась. Амун, его жена и сын, а также несколько приближенных были повешены на ветвях деревьев в саду, а дом сожжен. К этому времени Нуил послал солдат, которые разогнали толпу, убив нескольких фанатиков.

После голубиного бедствия было два голодных года. Вину за них возложили на Амуна, а влияние Нуила все более возрастало.

Вернусь, однако, к нашему путешествию. Мы заночевали в деревне, из которой были заблаговременно выселены все жители. Нам отвели общую комнату с секретарем Миком. Ночью меня разбудили выстрелы и крики. Мик уже был на ногах и, коротко приказав мне не выходить из комнаты, бросился вон.

Он вернулся через час или полтора. Я лежал без сна, хотя крики давно умолкли и царила тишина.

— Злодеи пытались убить Нуила, — сказал он. — У них ничего не вышло. Двое мертвы, а третий захвачен живым.

У меня язык чесался от вопросов, но по лицу секретаря я понял, что не время их задавать.

Утром я мельком увидел эквигома, захваченного при покушении. Он был, видимо, тяжело ранен и без сознания. Его везли в специально освобожденной для этого коляске под наблюдением личного врача Нуила. Это был совсем молодой человек, почти мальчик. Уши оттопырились и казались еще больше на бледном, точно сжавшемся от потери крови лице.

Что толкнуло его на покушение и что ждало его?

К вечеру мы прибыли в небольшой город, находившийся в одном дневном переходе от столицы. Мика позвали к хозяину, через несколько минут он вернулся и торжественно объявил мне, что пятикратно-сверхравный приглашает нас обоих на ужин.

…Мы сидели за большим круглым столом впятером: были также приглашены двое высших офицеров, близких к Нуилу.

Мое место было между Миком и одним из офицеров, напротив хозяина.

Я сильно волновался, ибо моя судьба и сама жизнь зависели от того, сумею ли я понравиться Нуилу. Как мне велел Мик, я только отвечал на его вопросы с прямотой и четкостью.

Впервые в Эквигомии я был в обществе, где за час или два беседы ни разу не было упомянуто имя Оана.