Владимир Фалеев - Третий глаз

Павел рассмеялся, легонько шлепнул Зота по плечу:

— Страшную весть принес? Говори, я выдержу… Лицо Зота, выбритое, спокойное, просияло, засветилось:

— Грубость убивает, нежность успокаивает. А как же пробиться к истине…

— Опять о втором зрении? — шутливо подмигнул Павел.

— Думая, люди знают больше, чем высказывают, но, приучившись скрытничать, прятать истину, факты, теряют контакт с информационным полем…

— Куда, Зот Михайлович, клонишь? — насторожился Павел. — Убивать, что ли, пришел? Знаю, есть за мною грехи: не так корректировал планы, приукрашивал отчеты, обязательства не всегда выполнял… Да мало ли чего можешь увидеть третьим глазом! Хозяйство огромное, и многое зависит от того, как факты выдать, в какой обертке слов их преподнести…

— Напрасно вы, Павел Николаевич, я ведь не Мефистофель, никому зла не причиняю. — Зот неслышно засмеялся, заложил руки за спину; он был в спортивных тапочках, словно бы только что сошел с дистанции. — Да я и не боюсь зла…

— Не боишься? — Павел погладил ладонью грудь, где кольнуло. — А я боюсь. Обстоятельства научили. — И, показав пальцем на место, где бьется сердце, добавил; — Мотор барахлит.

— Зная вашу программу-характер, я уверенно могу сказать, что вы, Павел Николаевич, богатырь и сердца вашего хватит на сто лет бесперебойной работы.

— Ишь ты, доктор! — кинул взгляд на Зота, который медленно шел рядом. — Охота тебе скоморошничать! Тысячи непредвиденных вариантов ожидают руководителя, а ты вообразил, что можешь угадать тот из них, который я изберу…

— Зная ваш характер, могу безошибочно сказать, как вы поступите в том или ином случае.

Павел остановился, недоверчиво поглядел в непроницаемое лицо физинструктора: его белесые ресницы не дрогнули, глаза светились холодноватой голубизной.

— Выходит, ты предвидел, что я окажусь в больнице?

— Выходит, так.

— Что ж, буду впредь осторожнее, — уязвленный, Павел отвернулся от Зота, поглядел в пролет сквера, потом вверх, на длинную борозду облака, оставленного в голубом небе пролетевшим самолетом.

— Талантливые руководители непредсказуемы, — проговорил тихо Митрофанов. — Они не ошибаются. Точнее, избирают единственно верный вариант и выигрывают.

— Верно, талантливые в огне не горят и в воде не тонут. — Раздражаясь, Павел уронил взор под ноги, на асфальтовую дорожку. — А я проиграл. Я бездарен…

— Ваш организм таит могущественные силы, — возразил Зот. — Вы, Павел Николаевич, способны управлять миллионами людей. В банке информации, в вашем скрытом высшем разуме вижу зерно таланта, но его еще надо вам пробудить и вырастить в себе. Пока вы не справляетесь с собственными желаниями, чувствами, не умеете управлять функциями своего организма. Только гении могут позволить себе самовыражаться, обнаруживая при этом удивительный дар.

— Не дразни во мне честолюбие! — огрызнулся Павел и, мотнув головой, сердито посмотрел на физинструктора, но тот, казалось, не замечал его гнева.

— Вы сами себя не знаете. Вспомните, какой тренировкой досталось вам мастерство при игре в футбол. Для того чтобы выигрывать у других, необходимо играть лучше их. Это дается тренировками…

— На курсы, что ли, поступить рекомендуешь? — Павел нахохлился, втянул голову в плечи, засунул руки глубоко в карманы халата. — Жизнь — высшие курсы…

— Самотренировка позволяет познавать самого себя, видеть вокруг миражи, иллюзии, обман, по лукавым словам людей угадывать, а точнее, читать истину. Мысль, выраженная словами, не является истиной. В ней лишь намеки на истину. Разве вам это не известно? Вы не экономили силы, боролись с иллюзиями, чтобы получить ничтожный результат и угодить в больницу.

Павлу было неприятно слушать Зота, который не строил из себя учителя, но разговаривал с ним самоуверенно, убежденно; это было унизительно и оскорбительно для Стрелецкого.

— Допустим, ты прав, — вздохнул Павел. — Что дальше?

— А дальше сказать себе: «Я — необработанная личность, сырой материал. Не знаю себя, хочу заняться самотренировкой и открыть в себе талант руководителя. Хочу стать непредсказуемым…»

— А сейчас предсказуем? — задиристо спросил Павел и засмеялся. Он опять глянул вдаль, в просвет между березками. — Может, ты видишь, как я эту асфальтовую дорожку, мою судьбу?

— Пока что вы, Павел Николаевич, очень предсказуемы. Вас обыграли не случайно. Но я пришел успокоить вас, что ничего с вами больше не случится.