Павел Парфин - Сувенир для бога

Внезапно ступил на открытую площадь. Как многолюдно! Оживленно. Под ногами клочки и обрывки теней. Еще не разглядел ни одного лица - но как уже утомился от их рассыпчатых и жирных, как восточный плов, речей. Напрягшись, отгоняя прочь рой речей, работая несуществующими локтями, проникал глубже в толпу. Проходу не давали слова и бесцеремонные фразы.

- На Мастере шапка горит.

- Мастер - соперник безнадежный.

- Я предпочитаю молчать, но рок велит высказаться.

- А я бы хотел выйти наружу. Там горы зла! Кому-то же нужно их разгребать.

- Это дело рук Мастера. Зло по недосмотру Создателя.

- У Создателя нет любимой дочки. У Создателя отмирает душа без женской ласки!

- Создатель слеп, он не видит уродцев, которых плодит Мастер. Они оба в отчаянии!

- Нет, они даже не пресыщены.

- У них другие интересы.

- Нас нужно искать на пыльной полке.

- Лучше найти выход к юному дьяволу, чем затеряться в кунсткамере бога...

Наконец увидел их лица. Положительно умные. В меру озабоченные, в меру порочные. На его глазах проделывали разные чудеса. На языке вертелось: "Астровары не шарлатаны, астровары придумали их". На его глазах проникали друг в друга, выходя наружу между лопатками, из правого плеча, из пупка и в паху. Обменивались телами, по-приятельски похлопывая друг друга по плечу.

Сначала стремительно старели - с шоу, музыкой, громкими стихами, заводными, не воспроизводимыми на человеческий лад песнями, с коралловыми масками, с обнаженными грудями, из сосков которых струился благовонный дым. Достигали порога смерти, счастливо чихали - и начинали в обратную сторону жить. Стремительно молодели, успевая все вспомнить и насладиться прожитыми мгновениями.

Затем по очереди усыпляли друг друга. Превращали лики друзей в полированное серебро. Гладкое, как зеркало. Гляделись в лики друзей, как в зеркала... И отчего-то видели одного Дьяченко. Но в отражениях он был не такой, каким себя представлял. Он был астроваром. Из его плеча вырастала прекрасная девушка. Иногда в зеркалах проскальзывал Оззо. Не бог-монстр, а величавый конь-единорог. На его спине восседала знакомая девушка, выросшая из плеча Дьяченко.

Без джостика и мышки человек необратимо сходил с ума.

Вот астровар коснулся лба соседа, и тот в мгновение ока превратился в вязкую бурую массу. Подобную мокрой глине. Скинув камзол, астровар взялся ваять. Лепил страстно, не соблюдая пропорций, подчиняясь прихотям ветра на площади и собственному безумию. Сырое творенье уже захватывало воображение, уже влекло, уже влюбляло в себя... Пигмалион вызывал на дуэль каждого, кто оказывался рядом. Бился с ним в кровь, но не убивал. Подводил к творению и на глазах неудачливого соперника похотливо гладил глиняную любовь, совокуплялся, а когда кончал, творение вновь обретало обличье соседа. Как ни в чем не бывало тот сообщал некую истину. Пигмалион ее тут же забывал или проматывал, как проматывают отцовское наследство. Или пропивал, выхватив из рук бродячей нищенки кувшин ледяного вина. Утолив жажду и требовательный рок, какое-то время бесцельно бродил по площади. Как сомнамбула, не видя никого перед собой, не вслушиваясь в чужие истины, готовясь отдаться новому приступу созидания...

Один такой Пигмалион, насильно отлученный от своей мнимой любви, привел Дьяченко к Эрза. На вытянутой вперед руке астровара сидела тень голубя. Еще с десяток теней внизу жадно подбирали крошки.

- Твоя душа еще трепещет? - не глядя на человека, обратился к нему карлик.

- Мне холодно, - стыдясь своей слабости, признался Валька.

- Ты слишком торопишься, человече. Ведь ты не прошел и половины пути.

- Я в пути? - изумился Дьяченко. От такого открытия его бросило в пот. Астровар увлеченно продолжал кормить тени птиц. Но вот, подкинув одну из теней в небо над площадью, все так же молча подвел человека к астровару. Тот неподвижно лежал на брусчатке. Эрза небрежно перевернул ногой незнакомца на спину. Им... ею оказалась юная девушка с грудью такой неописуемой красоты, что ее могла захотеть даже родная сестра. Надавив крючковатыми пальцами на плечо Дьяченко, Эрза заставил его посмотреть в твердый сосок. Когда сосок впился в правый глаз человека, будто проткнул его насквозь, Валька увидел новый город.

Город находился высоко в горах. Ни деревца, ни травинки - лишь отборная брань. Город пытались взять штурмом враги. Осыпали его стены, точно отравленным просом, тучей стрел. Били из камнебойных машин. Посылали на смерть птиц и людей, засыпав в их глотки порох, раздав им в руки по зажженному фитилю... Все было напрасно. Город астроваров был уже мертв. Но смерть, сомкнувшая плотное кольцо на зубцах крепостных стен, была неприступна.