— Schatz [3] Иносказательно: дорогой. ( нем. )
, я волнуюсь. С ним такого никогда не было. Он всегда очень спокойно спит.
— Ну что ты, Гунде, ну успокойся. Ну что ты все время плачешь? Глаза на мокром месте…
— Да-а, ты за сына не волнуешься, да? Я тут переживаю…
— И я переживаю, только не плачу. Ну чего ты паникуешь? Сон плохой приснился, с кем не бывает.
— С ним не бывает! Я же говорю — он всегда очень тихо…
— А сегодня — нет. Мало ли, перепугался чего-нибудь. Я, помню, когда маленький был, во сне иногда такое орал…
— А он — какое? Ты понимаешь, что это за язык?
— Нет. Латынь?
— Сам ты латынь! Это не французский и не английский. Это какой-то славянский. У меня бабушка — полька, так она как заговорит — вот точно так же, «псс» да «пшш».
— Славянский? Он что, польский в школе учит?
— Нет, не учит, чего вдруг? Английский, французский да латынь.
Товарищ старший лейтенант, нельзя там просто так пройти. Танк бы подогнать да прямой наводкой раздолбать, а так — нельзя. Положат всех. Он же там, понимаете, сидит, как заноза в… ээ… в общем, не выковыряешь. Даже гранату кинуть не подберешься — «кукушка» сверху снимет. Нет, я понимаю, что танк тоже нельзя — у них там фаустпатроны тоже должны быть. Вот же ж закопались, фрицы поганые…
— Кто это — Фриц? У него в классе есть такой?
— Нет, кажется. И поляков нет. Есть несколько турок, есть русский. Послушай, может — это по-русски?
— И откуда он так хорошо по-русски тебе станет говорить? Ты послушай — он же бегло чешет, как на родном. И потом — что такое фаустпатрон? Это же не по-русски вроде, по-нашему. А что такое — непонятно. Может, у них там игра какая-нибудь?
— Не знаю. Только не нравятся мне эти игры. Смотри, до чего ребенка довели, он же так заболеть может…
Я же говорил, уходить надо! Куда-куда? Я знаю, куда? Вы здесь начальник, Вы и командуйте! Что, запасных позиций нет? Как это — нет? Я под Харьковом еще не так дрался, а за спиной всегда окопчик был! Вы мне перед носом своим пистолетом не машите, я Вам не… что? Как — некуда? Что сзади? Вот черт, а я ж не знал… Я не берлинец, Herr Oberleutenant, я из Гайленкирхена… Понял. Понял. Все. Некуда. Хайнц, заряжай. Сейчас они опять пойдут. Им через нас только…
— Вовка, ну нет, ну так нельзя… Давай его разбудим…
— Тоже плохо. Еще вскочит, переполошится… Попробуй его укачать, что ли. Ничего себе, тринадцатый год оболтусу — укачивать его надо.
— Ну и ничего, ну и укачивать! Некоторых и в сорок надо… Тшшш, тшшш, маленький. Все хорошо, все хорошо. А-а, а-а, мама покачает, все будет хорошо… Спи, птенчик, спи…
— Гельмут, я боюсь. Я так не могу. Что делать?
— Ну погоди… У него температура есть?
— Нет, кажется. Вот, лоб нормальный, губы не запеклись…
— А он поел хорошо сегодня?
— Вот вечно ты так — ты же рядом за столом сидел!
— Слушай, перестань. Ну не помню я…
— А, ладно. Хорошо, нормально поел. Может, позвонить доктору Платтену?
— В три часа ночи? Нет уж, давай как-нибудь его до утра успокоим, а утром отвезу его к доктору — пусть посмотрит.
— А в школу?
— А что в школу? Ничего, пропустит денек. Напишу записку.
— Артиллеристов? Точно. Правильно. Если вон туда поставить сорокапятку, она сможет в пару выстрелов там хотя бы кирпичом все завалить. Нет, о «кукушках» постараемся позаботиться — прикроем, чем сможем.
— Здорово, боги войны! Давай-давай… стала. Что? Да, я. А откуда… Женька?! Женька, братан! Я и не знал, что ты поблизости. Слушай, вырос… Лейтенант! Старшего брата козырять заставишь, а?
— Виноват, товарищ старший лейтенант. Брательник это мой, младшенький. Я-то думал, его еще в сорок втором… Извините. Ну, Женюра, покажи, чего твоя бухалка умеет! Не боись, прикроем. Уж я прикрою, не сомневайся…
— Schlaf, Kindchen, schlaf… Dein Vater sieht Dich scharf… [4] Немецкая детская колыбельная.
— Гунде, что ты делаешь?
— А на что это, по-твоему, похоже? Успокаиваю его. Укачиваю.
— Мальчишке скоро тринадцать, что ж ты его укачиваешь?
— Бла-бла-бла, тринадцать. А вот укачиваю — видишь, помогает. Улыбается.
— Так все равно же что-то бормочет.
— Зато хоть улыбается. Ты иди, ложись.
— А ты?
— Я тут еще немножко посижу, мало ли что.
— Смотри-ка, вроде успокоился немного.
— Не нравится мне, как он успокоился.
— Ну, знаешь — на тебя не угодишь. Кричит — плохо, молчит — опять не слава Богу…
— Да-а, ты посмотри, какой он. Насупился, лицо какое-то застывшее… Не нравится мне это. Не нравится. Может, неотложку вызвать?
Читать дальше