Антон Антонов - Ген бесстрашия

— Если вы испугаетесь до смерти, и мы не сможем вернуть вас к жизни, это будет означать для нас катастрофу. Хоть это и маловероятно для носителя гена бесстрашия, но мы не хотели бы рисковать.

— Да, с вами не соскучишься. Поймите — это просто образное выражение. И раз уж я, по-вашему, такой весь из себя носитель бесстрашия, то бояться мне тем более нечего. Так что давайте, покажитесь. А то говорить мы можем долго, и все без толку.

Пауза снова затянулась — очевидно, за стенами камеры совещались. А потом зеркальная стена вдруг стала прозрачной, и взгляду Неустроева и Риты открылось полутемное помещение за нею. Сидящие и стоящие фигуры в этом помещении видны были смутно.

— Я так ничего не вижу, — сообщил Евгений Оскарович. — Тем более без очков.

На самом деле правым глазом он даже без очков видел вполне прилично. Хуже было с левым — чтобы довести его до нормы, требовались линзы в минус тринадцать диоптрий, однако Неустроев обходился семью. Левым глазом он читал, а правым рассматривал удаленные предметы — благо, расходящееся косоглазие позволяло переключать обзор с одного глаза на другой (зато мешало смотреть двумя глазами одновременно).

— Мы готовы исправить ваше зрение, — сообщил все тот же голос, и Неустроев понял, что под потолком находится не сама миламанка, а только громкоговоритель или что-то в этом роде. А собеседница сидит прямо перед ним в полутемном помещении за зеркальной стеной. — Это не займет много времени и будет совершенно безболезненно и безопасно.

— Ну уж нет. Я и нашим-то хирургам не доверяю… Лучше включите у себя свет.

Сноп света выхватил из полутьмы одну из сидящих фигур.

Изящный овал лица, бронзовая кожа и почти такого же цвета волосы, мягким пухом покрывающие голову. Большие глаза и маленький рот, губы словно покрашены помадой в тон к цвету лица. Небольшой вздернутый носик, высокий лоб и ни одной морщинки на коже.

С одной стороны, сразу видно, что это не человек. Неуловимые отличия собираются в цельный образ, который не оставляет сомнений — люди такими не бывают.

А с другой стороны, ничего общего с зелененькими человечками, как их любят изображать уфологи.

Неустроев видел перед собой миловидную женщину, чья экзотическая внешность только добавляла ей пикантности.

— Хотите комплимент? — произнес Неустроев, подходя вплотную к зеркальной стене. — Вы смотритесь изумительно.

А про себя подумал, что если бы они с самого начала показались ему в своем натуральном обличье, то он бы, пожалуй, не стал подозревать их в намерении сожрать его или разделать на органы.

Хотя бог его знает. Внешность ведь тоже бывает обманчива.

— Следует ли понимать это так, что вам понравилась моя внешность? — спросила освещенная миламанка, и Неустроев заметил, что ее губы шевелятся не в такт словам.

— И даже более чем, — ответил он.

Тут в сноп света нырнула другая фигурка и девушка с еще более миловидным лицом спросила:

— А моя?

Хотя Евгений Неустроев никогда не был поэтом, он не задумался бы назвать ее кожу медовой, волосы — золотыми, а глаза — изумрудными.

— По-моему, вы — очень красивая раса, — обобщил свои впечатления Евгений Оскарович и, кажется, слегка разочаровал этим вторую девушку, которая ждала, что он скажет что-нибудь о ней лично. Но Женя Неустроев никогда не умел находить правильный подход к женщинам.

Однако Ли Май Лим — а это, разумеется, была она, потому что на крейсере «Лилия Зари» не было другой девушки с зелеными глазами — не собиралась сдаваться. Оттеснив в сторону женщину из научной группы, которая была младше по званию и старше по возрасту, она взяла инициативу в свои руки.

— Но может быть, вам не понравится моя фигура и моя грудь. Я видела изображения земных женщин в вашем жилище и грудь вашей спутницы. Моя совсем другая…

И она решительным движением расстегнула диамагнитный шов на куртке.

Тут обнаружилось еще одно отличие миламанов от людей. У Ли Май Лим не было пупка. Зато вся фигура отличалась удивительной плавностью линий, и грудь идеально вписывалась в эту гармонию. Она не выступала резко вперед, как у земных женщин, а была похожа на два пологих холма, плавно перетекающих в равнину, и соски на вершине были лишь немного темнее окружающей кожи — точно такого же цвета, как губы.

— У вас замечательная фигура, — сказал Неустроев. — Она даст сто очков вперед любой земной женщине.

— Евгений Оскарович, да вы никак влюбились, — пропела из-за спины учителя Рита Караваева.