Пол Андерсон: Патруль времени

— Нойон… — предупреждающе шепнул китаец, слегка кивнув головой в сторону патрульных. Токтай умолк. Ли повернулся к Эверарду:

— Нам много рассказывали о золотом королевстве на юге этой земли. Мы сочли своим долгом исследовать эту страну, так же, как и соседнюю с ней. Мы не подозревали, что встретим по пути таких уважаемых людей.

— Это честь для нас, — склонил голову Эверард. Затем, придав своему взгляду торжественность, он произнес:

— Мой повелитель, Золотой Император, имени которого нельзя произносить вслух, послал нас с миром. Мы опечалимся, если с вами что-нибудь случится и пришли предупредить вас.

— Что? — Токтай выпрямился. Его рука непроизвольно потянулась к сабле, которую он из вежливости не надел. — Во имя преисподней, что ты сказал?

— Вот именно, преисподней, нойон. Хоть и богата эта страна, над ней висит проклятие. Скажи ему, брат мой.

Сандовал заговорил своим мягким голосом. Его речь была составлена так, чтобы вселить веру в сверхъестественные силы у полуцивилизованного монгола и в то же время не разбудить скептицизм китайца.

— На этой земле существуют два великих королевства, — объяснил он. — Наше находится к югу, соперничающее — к северу и востоку. Северное государство считает территорию, на которой мы сейчас находимся, своей и не потерпит никаких чужеземцев. Его воины давно уже обнаружили караван и скоро уничтожат его своими громами. Имя этой страны — Баддайз. Прекрасная южная страна — Гудгайз не может защитить вас, но послала предупредить, чтобы караван поворачивал назад.

— А почему здешние туземцы ничего не рассказали нам о двух таких могущественных державах? — резко бросил Ли.

— А разве каждый человек в джунглях Бирмы знает о Кубилае? — спросил Сандовал.

— Я чужеземец и невежествен, — сказал Ли. — Прости меня, но я не понимаю тебя, когда ты говоришь о всеуничтожающем оружии.

— Я могу показать тебе его действие, — сказал Эверард, — если у нойона есть животное, которое не жалко убить.

Токтай задумался. Лицо его было бесстрастно, но по нему струился пот. Наконец он хлопнул в ладоши и отдал приказание воину, появившемуся в дверях. Наступило молчание.

Бесконечно долго тянулось время. По истечечении часа в шатер заглянул воин и сказал, что заарканили оленя. Подойдет олень для цели великого нойона? Подойдет. Токтай вышел из шатра первым, за ним остальные. Эверард уже жалел о своем предложении, но мосты были сожжены. Вокруг столпились люди. Он снял маузер с предохранителя.

— Ты не хочешь? — спросил он Сандовала.

— О, нет.

Великолепный самец-олень был пойман около лагеря. Опутанный веревками, он весь дрожал. Эверарду почудилась во взгляде животного мягкая покорность судьбе. Он махнул рукой, чтобы люди отошли в сторону и прицелился. Первая же пуля была смертельной, но Эверард продолжал стрелять, пока не опустошил весь магазин.

Когда он опустил пистолет, гнетущая тишина повисла в воздухе. Он оглянулся на этих кривоногих людей с плоскими невыразительными лицами и необычайно ясно ощутил резкие запахи пота, лошадей и дыма. Он почувствовал себя таким же бесчеловечным, каким был и в их представлении.

— Это еще самое слабое наше оружие, — произнес он. — Душа, исторгнутая из тела этого оленя, не найдет пути домой.

Он резко повернулся и пошел прочь. Сандовал следовал за ним. Их оседланные лошади паслись неподалеку. Они молча сели на них и поскакали в сторону леса.

Порыв ветра раздул пламя костра. Но при его свете лица людей все равно не были видны: они оставались в тени и лишь иногда можно было разглядеть линию носа, щеку или блеск глаз.

Эверард взял трубку и глубоко затянулся, но легче ему не стало. Рядом лежали их спальные мешки, а неподалеку стоял скутер — антигравитационная машина пространства-времени; чуть дальше паслись кони. Земля вокруг была пуста. На многие мили вокруг человеческие костры, как и их, были малы и одиноки, словно звезды во Вселенной. Где-то выл волк.

Когда Эверард заговорил, вздохи качающихся деревьев почти заглушили его голос в ночи.

— Я думаю, — медленно произнес он, — что каждый полицейский иногда чувствует себя преступником. Пока что ты был лишь пассивным наблюдателем, Джек. А на активные действия, в чем я не раз убеждался, часто бывает трудно решиться.

— Да.

Сандовал был сама невозмутимость. С самого ужина он сидел, не шелохнувшись.

— И вот что я хочу еще сказать. Ты должен знать, что какое бы ты действие не совершил, аннулируя чуждое вмешательство в историю, ты тем самым восстанавливаешь настоящее положение вещей.