Александр Гейман - Миссия капитана Кэфты

Однажды утром маньяк проснулся с некоей мыслью в глазах, долго поглядывал на капитана Кэфту и вдруг выпалил:

— Слушай, парень, а если я помогу тебе его найти, ты вернешь мне обратно?

Кэфта понял, что подсознание маньяка нашло решение — у мускаров такое бывало, когда нечто, до чего они не могли дойти своим умом, доходило к ним окольным образом, из неведомого знания. Более того, маньяк тут был, в общем-то даже ни при чем — это само Неведомое пыталось дать Кэфте подсказку и воспользовалось сознанием мускара-маньяка. Конечно же, Кэфта не отверг помощи.

Он даже заранее, не дожидаясь обещанного, вернул маньяку искомое.

— В детстве мы играли в прятки, — сказал мускар, — и один парень прятался всегда на самом виду, вот его-то найти было труднее всех. Если бы я, — и маньяк с блаженным лицом потрогал свои мужские причиндалы, — был тем, кого ты ищешь, и хотел спрятаться получше, то держался бы поближе к тому, кто меня ищет.

Мускар-маньяк еще не закончил говорить, а капитан Кэфта уже все понял. И даже уже скрежетал зубами, сообразив наконец, каким же он был идиотом и как все это время потешался братец Куфта. Да уж, удовольствие, надо полагать, капитан Кэфта доставил ему исключительное. Особенно, когда отказывался завести с ним ребеночка или мылил спину в ванной. Но через полчаса было очередное свидание с Лоймой, и Кэфта не стал торопить события.

И видимо, зря. Лойма, то есть родной горячо любимый братец Куфта, с первого взгляда на капитана Кэфту понял, что раскрыт — ну, брат все же, родная кровь. Как он от него рванулся!.. А как рванулся вдогонку капитан Кэфта! Надо думать, долго потом вспоминали тюремщики с лету вышибленную дверь, четыре проломленных стены и обрушенную крышу тюремного управления. А поскольку плоский ум мускаров не выносил необъяснимого, то, надо думать, истолковали они все как устроенный сообщниками террориста побег — ну, что им еще оставалось. И такое истолкование было, в общем, недалеко от истины, поскольку в определенном смысле братца Куфту можно было отнести к террористам, а уж к браконьерам — во всяком случае, пособники у него тоже были — чужие, и с побегом они ему опять-таки помогли. В общем, капитан Кэфта вновь упустил брата Куфту.

Потом несколько дней он находился все в том же обитаемом мире, даже в том же номере того же отеля, готовился к отлету и заканчивал разные не слишком обязательные дела. В дверь постучали, и капитан Кэфта расписался в получении заказного письма. Оно было от брата Куфты — пользоваться гиперсвязью или обычной телепатией он не стал по понятным причинам — чтобы я его не засек, Ги, вот почему. И фотография в письме была обычная, не голограмма или там имиослайд. Но прислал ее братец Куфта уже из нового обитаемого мира. Устроился он там прекрасно: фото изображало его благоденствие среди множества обожающих мискар.

Мискары были и пухлые, и худые, и беленькие, и черненькие, и высокие, и низенькие, и одетые, и раздетые, и грудастые, и не очень — и все они толпились вокруг довольного жизнью Куфты — а он, единственный мускар обитаемого мира, вальяжно развалившись на какой-то тумбе, с неподражаемой улыбочкой поднимал бокал и подмигивал брату Кэфте. Подписи у фотографии не было — да и какая тут нужна подпись.

Капитан Кэфта поизучал послание, а затем проверил, хранит ли его память запас непристойных выражений из лексикона мускаров. Выяснилось, что хранит. И весьма солидный запас. В общем, было что захватить в дорогу.