Александр Гейман - Миссия капитана Кэфты

— Дуг — такое имя ей сообщил капитана Кэфта, — вы, наверно, считаете меня за полную дурочку, да? Ну как же, только увидела человека, ничего про него не знаю, а пускаю в чужой дом! — трещала мискара, раскладывая по полкам холодильника какие-то пакеты с пищей. — А вдруг он обчистит хату и слиняет, да?

Виго меня бы просто убил потом… Я, и верно, иногда такая сумасшедшая, но только я людей сразу вижу. Я их сердцем чувствую, правда, правда! Знаете, какое у меня сердце! Вот потрогайте! — и с этими словами она прижимала ладонь Кэфты к своей груди, — уже, надо сказать, не слишком-то молодой.

Все это не слишком интересовало капитана Кэфту, поскольку его ум был занят совсем другой задачей. Пока Лойма вела свою разведку — а за ее время она успела сделать завивку и намазать лицо и ногти разными красками, что считалось среди туземных женщин приданием себе большей красоты — Кэфта тоже не терял времени даром и успел вкратце оценить мир пребывания и свои шансы отыскать брата. Прибегнул он при этом, конечно, не только к тем сведениям, которыми разжился в качестве местного уроженца Дуга Шо. Капитан Кэфта задействовал, разумеется, свой арсенал разведчика-дальнобойщика, включая автоматику, приданный штат помощников и свои собственные способности — а с местной точки зрения, сверх-способности. За пару часов оценить все детали он, конечно, не успел, но общая картина составилась жуткая и неправдоподобно мерзкая. Главным свершением брата, как успел понять капитан Кэфта, было расслоение живого вещества этого мира на так называемые противоположные полы, а именно — на мужской и женский.

Точнее, само-то вещество, конечно, оставалось вне такого разделения, но вот живые существа сплошь и рядом были располовинены, а то есть воплощали только мужское или только женское качество, а если еще точнее, мужчин этого мира брат Куфта произвел, слегка преобразовав исходное женское существо. Строго говоря, истинных, первородных мужчин в этом мире не было вообще — его мужчины были превращенными женщинами, а сделал их братец Куфта, разумеется, таким образом, чтобы они повторяли его собственную бесценную личность. Что служило сразу нескольким целям — а прежде всего, создавало завесу, прятало братца Куфту — найди-ка его среди всех этих миллиардов лже-Куфт. Ну и, конечно, таким образом брат Куфта мог увековечить и раскрыть сам себя во всей полноте своих бесценных качеств и свойств: один Куфта-копия воплощал его идеал силы, другой — полет мысли, третий — верх красоты и артистичности, ну, и так далее, — в общем, это было этакой галереей зеркал, в которые брат Куфта мог любоваться сам на себя, что ему нравилось больше всего на свете.

Но главное, пожалуй, состояло в том, что созданная таким образом делянка оказалась великолепным игралищем — великолепным, разумеется, с точки зрения самого Куфты, — ну, а делянкой все это было для чужих, союзников Куфты в этом препакостном предприятии — оно являлось для них источником существования, пищекомбинатом. Поедали чужие, разумеется, не обитателей этого мира, для избранной ими формы паразитирования это было бы попросту обременительно, — нет, питались они чужой жизнью в плане ее проживания сознанием — всем тем, что протекало через разум и сердце туземцев. Местные жители, таким образом, являлись для чужих чем-то вроде верховой скотинки, на которой они беззаботно резвились на пастбище сего наилучшего из миров. Или, прибегая к другому сравнению, туземцы были своего рода батискафами, погруженными в пучину и даже отданными на волю ее течений — однако все, происходящее с ними в этой пучине, доносились наверх и доставалось чужим.

Худшей несправедливости и рабства более отвратительного нельзя было и придумать: жизнь-то со всеми ее горестями и глупостями жили одни, а плоды ее, то есть все уроки и вообще все ценное и новое, что можно было извлечь из этого, пожинали чужие. При этом сами они были избавлены от необходимости страдать и напрягать свои бесценные силы, а уж тем более, упаси Боже, раниться и погибать физически. А поскольку ни одно нормальное существо в любом из миров никогда бы добровольно не приняло такую кабалу, то маломальское приближение к пониманию положения дел было чужими — с проститутской помощью братца Куфты — основательно затруднено, а у иных мискар и мускаров так и вовсе заблокировано. Средств для того было изыскано великое множество, но главным, как заключил капитан Кэфта, оставались две вещи — вперед всего, порабощение через разделение на полы, детище любимого брата, а к этому чужие добавили еще крайне любопытную встройку: так называемую личность. Ее наличие у каждого из разумных обитателей планеты — прочие существа от подобной напасти были избавлены — вело к тому, что каждый мускар или мискара считали себя уникальным и неповторимым творением — и конечно же, самым главным и лучшим из созданий. Понятно, на уровне чистого рассудка далеко не все держались таких убеждений и признавали, что вот такой-то умнее, а такой-то одаренней, а этот и вовсе главный начальник его страны, которого надо слушаться и бояться. Но это было всего лишь внешнее суждение ума, а вот в самой глубине своего сознания каждый мускар был зацеплен прочно внедренным представлением, что он — главное сокровище вселенной, а раз так, то обязан себя беречь и ценить, а еще утвердить в качестве такого главного сокровища среди остальных мускаров и мискар. Ну, а поскольку далеко не каждый из обитателей преуспевал в подобном самоутверждении — собственно, за всю историю планеты по полной программе это не удавалось никому, то понятно, что преобладающим настроением туземцев было разочарование собственной неполноценностью и обида и раздражение в адрес прочих.