Фрэнк Перетти - Пронзая тьму

– Маршалл, это Бернис! Брось все свои дела и присядь!

Наконец Салли зажгла бегущий огонь.

Натан первым получил полную свободу действий. Он стремительно взмыл в небо над Аштоном, прошив сверкающей лентой света медленно тающую завесу дыма над полем боя, и поднес к губам золотую трубу.

Голос трубы разнесся над полями и прериями, от одного конца неба до другого; все до единого ангелы-воины услышали сигнал и поняли, что он означает.

Но они продолжали ждать. Еще не время. Сначала Бэконс-Корнер, потом все остальное. Они снова прислушались. Сигнал из Бэконс-Корнера должен раздаться скоро.

В Саммитском институте демоны услышали далекий голос трубы, и он лишил их спокойствия, словно некое глубоко спрятанное в подсознании воспоминание, слишком страшное, чтобы помнить. Многие демоны слышали этот звук прежде и теперь были покрыты шрамами от боевых ран, полученных сразу после сигнала золотого горна.

Стронгман на миг насторожился, повернув голову.

– Подождите! Тихо!

Разрушитель услышал сигнал, но не желал признать это. Он сразу подумал о своих двенадцати помощниках и войске, отправившемся с ними в Аштон. Не со стороны ли Аштона доносится голос трубы? О нет, нет только не это.

Медиумы в саду задыхались от ужаса.

«Нет.., нет»! – проскулил демон, присосавшийся к женщине-адвокату.

– Нет.., нет! – эхом повторила она.

– В чем дело? – спросил светловолосый музыкант.

Демон, владевший учителем средней школы, придумал объяснение, в которое сам не поверил. Учитель эхом повторил за ним:

– Страх и невежество, фанатизм и ненависть все еще не истреблены в стране! Ветер перемен сметет их с лица земли; мы должны выступить против них и одержать победу!

– Да, да! – хором ответили все. Музыкант ударил по струнам гитары, и собравшиеся, раскачиваясь в такт мелодии, запели следующую песню о гармонии и совершенстве мира.

В Бэконе-Корнере Мота и Сигна с криком вылетели из укрытия; мечи их сверкали, расправленные крылья вздымались, словно ревущие волны, они источали ослепительно-белый свет, подобный сиянию солнца.

– За святых Божьих и Агнца! – воскликнули они – и поля, зернохранилища, здания складов, амбары, леса и дороги в окрестностях Бэконе-Корнера разом вспыхнули, залитые белым сиянием Небесного воинства.

В голосе Моты звучали нотки ликования, когда он скомандовал:

– Приготовьтесь! Мы начнем с Эмитист!

Звук золотой трубы Натана все еще звенел в ушах Стронгмана. Он понимал: где-то произошло что-то неладное. «Шевелитесь же! Режьте ее, жгите, выполняйте свою работу, только не тяните больше!»

Хулл мягко обратился к исполненным чувства собственного достоинства, почтенным, уважаемым людям, которые платили ему за услуги:

– Мы можем заставить эту пташку петь громко и долго. Вам стоит лишь сказать слово.

Сантинелли лишь искоса украдкой глянул на Салли, которая теперь сидела, привязанная к грубому деревянному креслу в середине подвала, обессиленная от усталости, боли и страха. Хулл и четверо его головорезов, окружавшие ее, уже поигрывали своими орудиями ритуальных пыток и горели желанием приступить к делу.

– Салли, подумать только, что дело дошло до этого! – пробормотал Сантинелли. – Тебе не стоило упоминать это Имя. Тебе не стоило присоединиться к нашим врагам!

– Слишком многое поставлено на карту, Карл, – напомнил ему Горинг. – Я бы сказал, нами управляет ситуация.

Сантинелли ответил приглушенным голосом, содрогаясь от отвращения к самому себе:

– Значит теперь нам придется стать мясниками! Хулл широко улыбнулся. Он едва не засмеялся:

– Нет, мистер Сантинелли. Вы платите мне за эту работу. Я не столь достойный и уважаемый человек, как вы. Я просто обычный, маленький, гнусный сатанист.

Стронгман толкнул локтем Разрушителя, и тот мгновенно заговорил в сознании Стила.

Стил предложил:

– Мы здесь говорим о сделке. Единственная ценность Салли Роу заключается в той пользе, которую она может принести нам. Давайте вытянем из нее нужную нам информацию и покончим с ней.

На сей раз Хулл действительно хихикнул:

– Ну что, мистер Сантинелли? Решение остается за вами: вы хотите, чтобы ее пытали?

Сантинелли свирепо взглянул на Хулла:

– Хочу лия?

Хулл улыбнулся. Ему очень нравилось наблюдать за нравственными корчами такой важной персоны, как Сантинелли.

– Окей, вот что я скажу вам: добавьте еще две тысячи к моему гонорару, и я сделаю вид, будто меня наняли вовсе не вы. – Потом он склонил голову к плечу и с нескрываемой издевкой посмотрел на Сантинелли. – Может быть, вы все-таки еще немножко христианин, а?