Фрэнк Перетти: Тьма века сего

- О! Привет, Маршалл...

- В следующий раз воспользуйся солдатскими бутсами, ими легче пинать ящики.

По крайней мере, они были хорошо знакомы, и это успокаивало Сару. Маршалл появлялся в полиции довольно часто и был на короткой ноге с большей частью персонала.

- Вот, пожалуйста, - сказала она, подражая тону экскурсовода, - перед вами отвратительный шкаф из кабинета Альфа Бруммеля,

шерифа. Сам он только что приобрел элегантный новый, так что этот урод по наследству достался мне! Почему он должен стоять именно здесь, ума не приложу. Но, согласно прямым указаниям шефа, мне придется с этим смириться.

- Он слишком безобразен для его кабинета.

- Да еще эта защитная краска, представляешь! Может быть, если его перекрасить, он будет выглядеть более сносно? Если уж ему суждено тут стоять, пусть, по крайней мере, станет более приветливым.

В эту минуту зазвонил внутренний телефон. Сара нажала кнопку и ответила:

- Да, сэр!

Голос Бруммеля звучал слегка осуждающе:

- Алло! В моем кабинете вовсю мигает сигнал тревоги.

- Прошу прощения, это моя вина. Я пыталась задвинуть на место один из ваших архивных ящиков.

- Ах вот как? Постарайся переставить шкаф.

- Маршалл Хоган ожидает встречи.

- Пригласи его сюда.

Сара покачала головой, посмотрела на журналиста, ища у него поддержки.

- Может, у тебя найдется место секретаря? - спросила она. Маршалл улыбнулся. Сара объяснила:

- Он поставил этот шкаф как раз рядом с потайной сигнальной кнопкой. Каждый раз, когда я открываю ящик, полиция оцепляет весь дом.

Махнув ей сочувственно рукой, Маршалл направился к ближайшей двери и вошел в кабинет Бруммеля. Шериф, поднявшись ему навстречу, протянул руку для приветствия, лицо его расплылось в широкой белозубой улыбке:

- Добро пожаловать!

- Привет, Альф.

Они пожали друг другу руки, и Бруммель, введя Маршала в кабинет, закрыл за ним дверь Бруммель, холостяк неопределенного возраста - между тридцатью и сорока - прежде был скорым на расправу полицейским большого города, а сейчас, в Аштоне, вел шикарную жизнь, вряд ли соответствующую его зарплате. С самого начала их знакомства он старался выглядеть своим парнем, но Маршалл никогда полностью не доверял ему. А если точнее, так он его просто недолюбливал. Слишком уж скалит зубы без всякого повода.

- Садись, располагайся поудобней, - пригласил Бруммель, начав разговор, прежде чем они опустились в кресла. - Похоже, в этот

уик-энд произошла забавная ошибка.

В памяти Маршалла возникла картина камеры, в которой его репортерша провела ночь с проститутками.

- Бернис было не до шуток, а я лишился двадцати пяти долларов.

- Так именно поэтому мы и встретились, чтобы все уладить, - примирительно произнес Бруммель, открывая верхний ящик стола.

Пожалуйста, - он выписал чек и протянул его Маршаллу. - Получи свои деньги, и я обещаю, что мы пошлем Бернис письмо с

официальным извинением, подписанное лично мной от имени всей полиции. Но не можешь ли ты рассказать, что, собственно,

произошло? Если бы я там был, то непременно бы вмешался.

- Бернис говорит, что ты там был.

- Я? Где? Мне пришлось бегать целый вечер в участок и обратно, но...

- Нет, она видела тебя в луна-парке. Бруммель осклабился еще больше:

- Не знаю, кого она там видела, но я вчера вечером на фестивале не был. У меня и здесь дел хватало.

Однако Маршалл уже набрал скорость и не собирался отступать:

- Она видела тебя именно в тот момент, когда ее арестовывали.

Бруммель притворился, что не слышит.

- Так расскажи-ка мне толком, что же произошло. Я хочу докопаться до истины.

Маршалл умерил напор, сам не зная почему. Может быть, из вежливости, а может, он чего-то испугался? Как бы там ни было, он начал свой рассказ, подбирая слова, излагая суть в четкой телеграфной форме, примерно так, как слышал от Бернис, но опуская некоторые детали, которыми она с ним поделилась. Рассказывая, он изучал лицо Бруммеля и внимательно разглядывал его кабинет, фиксируя каждую мелочь обстановки, в том числе и настольный календарь с записями на каждый день. Это происходило автоматически. За время работы в "Нью-Йорк Тайме" он выработал привычку наблюдать и схватывать информацию так, чтобы это было незаметно со стороны. Может быть, он присматривался, потому что не доверял этому человеку? Но если бы и доверял, он все равно всегда и во всем оставался репортером. По обстановке кабинета можно было заключить, что Бруммель - педант. Об этом говорило все, начиная от полированной поверхности стола и кончая стаканчиком с идеально отточенными карандашами.