Александр Борисов - Там, где упал

Есть у меня для всего этого целая куча мудреной аппаратуры. – Два с лишним десятка наименований. – Все должно крутиться, вертеться, работать в автономном режиме и быть в безусловной исправности.

Уже впечатляет? – Тогда поехали дальше. За мизерную доплату радист исполняет обязанности электрорадионавигатора. На его широких плечах – лаг, эхолот, радиопеленгатор, гирокомпас, пара локаторов, и системы питания к ним. Если что-то забарахлит, – штурман сразу сходит с ума. Ведь исправность этого оборудования – главный залог безопасности мореплавания. Только боцману все это "до лампочки". Фал с гачком, пропущенный через блок на бакштаге, он крепит к лебедке из рук вон плохо. При сильном и встречном ветре веревка цепляется за антенну локатора, и "клинит движок" В лучшем случае "вылетают" предохранители, в худшем, – меняется двигатель.

Да, чуть не забыл! Мы же еще добываем рыбу! В зависимости от способа лова (донный трал, пелагический трал, кошельковый невод, и т. д. и т. п.), есть в моем арсенале "приспособы" для этого дела. – "Сарган", "Палтус", "Кальмар", выносные вибраторы и лебедка. Это на промысле самое главное! Парочка "пустырей" – и тебя, умного и красивого, матросы смайнают за борт.

Ну вот, пожалуй и все. Если что-то забыл, – только по мелочам: Радиотрансляционная установка, система служебной и громкой связи, УКВ радиостанция, антенны, аккумуляторы, шлюпочные радиостанции… (Ну, это на случай, когда уже всем "кильдык")…

Но муторнее всего – бумажная волокита. Для каждой "железки с начинкой" имеется свой формуляр. Ресурсы моточасов, отказы и неисправности, профилактика и регламентные работы. – Все это должно быть отражено. А как же иначе списывать спирт, выпитый Селиверстовичем? Отчетность у нас – превыше всего. Чем больше бумаги – тем чище заднее место.

На все про все у радиста – шестнадцать часов в сутки, включая отдых и сон. Почему не двадцать четыре? – Да все потому, что деньги, которые мы получаем, – от пойманной рыбы. Улов делится на паи. У матроса первого класса ровно 1 пай, у капитана – 2, у стармеха – 1,9, у радиста – 1,47. (За обработку электрорадионавигатора кидают еще две десятки, итого – 1,67). Поймали, допустим, тонну трески. – Это матросу бутылочка водки "по старому". – Три рубля, шестьдесят две копейки на пай. Капитану, естественно, вдвое больше. Поймали тонн двадцать? Значит, "рогатый" кладет в свой карман семьдесят два рубля и сорок копеек.

Если реально, то за каждые сутки, каждый из нас "загребает" побольше, чем школьный учитель за месяц работы. Вот почему, когда рыба идет, все принимают участие в ее обработке. – Две подвахты по четыре часа. У радиста ночная подвахта с четырех до восьми утра, а дневная, – с шестнадцати до двадцати.

Но этого мало, – просто выйти на палубу. Нужно еще и что-то уметь. А по мне, – нужно работать так, чтоб ни одна падла глаза не посмела колоть! Лучше уж быть "матросом с дипломом", чем "гребаным пассажиром"…

Я покинул собрание в новой должности, с разрешения общества. – Поджимали дела, приближался контрольный срок. С запыленной "Доски почета" ухмылялся Леха Рожков. Был он в новеньком черном костюме, и белой рубашке с галстуком. На лацкане пиджака – знак "Ударник коммунистического труда".

Он же пришел ко мне и после собрания:

– Ты пойдешь на обед?

– Не знаю.

– Если съешь и первое и второе, я налью тебе полный стакан спирта.

Над таким предложением стоило поразмыслить.

– А можно перед обедом? – спросил я на всякий случай.

– Нет, только после! Так сказал капитан.

– Чистый, не разведенный?

– Обижаешь! Дерьма не держим!

– Годится!

– Тогда пошли!

Я сидел за столом, бледный и мокрый. Пот потоками лил по щекам, стекал по спине. Казалось, что этот проклятый суп будет вечно плескаться в моей "неразменной" миске. Пару раз порывался уйти, но мысли о полном стакане спирта, и о том, что пройдена уже половина дистанции, придавали упрямства. Желудок протестовал, отзывался болезненной тяжестью. Время от времени я поднимал глаза, чтобы скрыть скупую слезу. Этот проклятый обед длился сорок минут, а мне показалось – вечность.

– Все? – пробубнил я, еле шевеля языком.

– Нет! Ты котлетку прожуй. Вот так! А теперь проглоти! А то – знаю тебя – в ближайшую урну выплюнешь!

– Сволочь ты, Леха! – сказал я ему, придя за "наградой". – Неужели не видишь, что мне уже не до пьянства? Отойти бы!

– А что тебе для этого нужно?

Вопрос прозвучал. Было видно, что "дед" его задает не из праздного любопытства.