Роберт Хайнлайн - Рассказы. Миры Роберта Хайнлайна. Том 24

— Какой ты сказал ящик?

— Второй справа.

— Мне послышалось «верхний».

— Возможно, я оговорился.

Девушка начала снова:

«Медный ножик для бумаги. Шесть разных карандашей и еще красный карандаш. Тринадцать резинок. Перочинный ножичек с перламутровой ручкой».

— Бен, это, наверное, твой ножик. Очень хорошенький; почему я раньше его не видела?

— Я купил его в Сан-Франциско. Господи Боже, малышка! Ты же действительно не видела его!

«Один спичечный коробок с рекламой отеля сэра Фрэнсиса Дрейка. Восемь писем и два счета. Два использованных билета в театр Фолли Бурлеск».

— Доктор, ты меня удивляешь!

— Давай пиши дальше.

— Только если пообещаешь в следующий раз взять меня с собой.

«Один термометр с зажимом. Клей и корректирующая лента для пишущей машинки. Три разных ключа. Один тюбик помады «Макс фактор No З». Блокнот и несколько картотечных карточек, исписанных с одной стороны. Маленький коричневый бумажный пакетик, а в нем пера чулок девятого размера темно-коричневого цвета».

— А я и позабыла, что купила их; сегодня утром весь дом обыскала, хотела найти приличную пару.

— Что же ты не включила свои рентгеновские глаза, миссис Гудини?

Джоан страшно удивилась:

— А знаешь, мне это и в голову не пришло! Я еще не привыкла пользоваться ими.

— Есть еще что-нибудь в ящике?

— Ничего, только пачка бумаги для заметок. Секундочку: сейчас нарисую.

Минуты две она рисовала, высунув кончик языка; глаза ее перескакивали от бумаги к закрытому ящику и обратно.

— Тебе обязательно нужно смотреть в направлении ящика, чтобы увидеть, что внутри? — спросил Бен.

— Нет, но так лучше. У меня голова кружится, когда я вижу какую-то вещь, а смотрю не на нее.

Проверили содержимое ящика и как расположены в нем вещи: все совпало. Закончив проверку, доктор Коуберн молча уселся в кресло. Хаксли, задетый отсутствием реакции, не выдержал:

— Ну, Бен, что ты думаешь? Понравилось тебе?

— Ты и сам знаешь, что я думаю. Ты полностью доказал свою теорию; но я думаю о ее значении и о некоторых возможностях. Представь себе, каким это может оказаться благом для хирурга! Джоан, ты можешь видеть внутренности человеческого организма?

— Не знаю. Я еще не…

— Посмотри-ка на меня.

Она пристально посмотрела на Коуберна:

— Ой… ой, я вижу, как у тебя сердце бьется! Я вижу…

— Фил, ты можешь меня научить видеть, как она?

Хаксли потер рукой нос.

— Не знаю. Может быть…

Джоан наклонилась над шезлонгом, в котором лежал хирург.

— Не получается, Фил?

— Ни черта. Я все перепробовал, разве что молотком по черепу не стучал. Там, по-видимому, вообще нет мозгов, так что и гипнотизировать нечего.

— Не злись, лучше попробуй еще раз. Бен, как ты себя чувствуешь?

— Нормально, только сна ни в одном глазу.

— Я выйду из комнаты. Может, это я тебя отвлекаю. Будь послушным мальчиком и засни — баю-бай!

Девушка вышла. Минут через пять Хаксли позвал ее:

— Иди сюда, малютка. Уснул. Она вернулась и взглянула на Коуберна, растянувшегося на шезлонге.

— Он готов к общению со мной? — спросила Джоан.

— Да. Приготовься и ты тоже. Она легла на кушетку.

— Ты знаешь, что мне нужно; постарайся установить связь с Беном, как только заснешь. Тебя нужно гипнотизировать, чтобы усыпить?

— Нет.

— Тем лучше — спи!

Неподвижная, совсем расслабленная, она лежала на кушетке,

— Ты под гипнозом, Джоан?

— Да, фил.

— Можешь ли ты проникнуть в мозг Бена? Немного помолчав, она ответила:

— Да.

— Ну и что там?

— Ничего. Вроде как пустая комната, но уютная. Постой-ка — он приветствует меня.

— Что говорит?

— Приветствует без слов.

— Бен, ты меня слышишь?

— Ну конечно, Фил.

— Вы чувствуете друг друга?

— Да, безусловно.

— Слушайте меня внимательно, оба. Медленно проснитесь, не разрывая связи. Потом Джоан обучит Бена, как проникать взглядом в невидимое. Сможете?

— Да, Фил, сможем, — сказали они в один голос.

— Честное слово, мистер Хаксли, не могу понять, почему вы так упрямитесь. — Взгляд немного выпученных глаз ректора Западного университета покоился на второй пуговице жилетки Фила. — Вам были предоставлены все условия для глубокой и основательной исследовательской работы над серьезными проблемами. Вас специально не перегружали преподаванием, чтобы вы могли доказать свои бесспорные способности. Вы временно исполняли обязанности заведующего кафедрой в прошедшем семестре. Однако вместо того чтобы использовать эти прекрасные возможности, вы, по вашему собственному признанию, увлеклись ребяческой игрой в бабушкины сказки и дурацкие небылицы. Видит Бог, дружище, я вас не понимаю! Фил ответил, сдерживая раздражение: