Роберт Хайнлайн - Рассказы. Миры Роберта Хайнлайна. Том 24

Джо ошибался: он выучил весь расширенный лексикон, как только его услышал. Он обладал потенциальной образной памятью: а методы Рейншоу теперь позволили ему полностью ее использовать. И его ментальные процессы, быстрые всегда, стали гораздо быстрее, чем он сам это осознавал.

Сама по себе способность выучить скоростную речь уже доказывает сверхнормальность интеллекта; применение этого языка на практике еще более совершенствует данный интеллект. Еще до второй мировой Альфред Корзюбский доказал, что человеческая мысль, когда она работает эффективно, выражается в символах; понятие о «чистой мысли», свободной от абстрактных речевых символов, всего только фантазия. Мозг сконструирован так, что может работать без символов только на животном уровне, говорить о «мысли» без символов — значит говорить ерунду.

Скоростная речь не только ускорила коммуникацию — она, благодаря своей структуре, сделала мысль более логичной; ее экономичность значительно ускорила мыслительные процессы, поскольку для того, чтобы подумать нужно было примерно столько же времени, сколько и для произнесения того же слова.

Монументальная работа Корзюбского подняла целые пласты науки во время коммунистического безвременья. «Капитал» — просто детский лепет, если исследовать его, применяя семантику, поэтому политбюро уничтожило семантику и заменило ее неким эрзацем, так же как лысенковщина заменила науку о генетике.

Владея скоростной речью настолько, что усвоенная часть помогала овладевать остальным, Джо учился очень быстро. Продолжал он упражняться по системе Рейншоу: теперь он был способен ухватить «гештальт», [4] Гештальт (нем. Gestalt — целостная форма, образ, структура. или конфигурацию во многих смыслах сразу, уяснять, запоминать, размышлять над образами с большой скоростью.

Жизненное время для человека не соответствует календарному: для него оно — мысль, которая протекает у него в мозгу. Любой человек, способный изучить скоростную речь, имеет, по крайней мере, в три раза больше фактического времени, чем обычный индивидуум. Скоростная речь давала ему возможность манипулировать символами примерно в семь раз быстрее, чем это можно делать при помощи английского. Семью три — двадцать один, итого — новый человек имел эффективного жизненного времени, по крайней мере, шестнадцать сотен лет, если учитывать процесс мысли. У него хватало времени, чтобы стать энциклопедистом, тогда как для обычного человека это невозможно из-за связывающей его смирительной рубашки отпущенных ему лет.

Когда Джо научился говорить, читать, писать и считать, Гэйл передала его на обучение другим. Но прежде чем она с ним покончила, она сыграла с ним несколько обидных и неприятных шуточек.

На три дня она запретила ему есть. Когда сделалось очевидно, что он способен мыслить и сдерживать свое недовольство, несмотря на низкий показатель сахара в крови, несмотря на голод, — она добавила к этим лишениям еще бессонницу и боль — интенсивную, продолжительную и видоизменяющуюся боль. Она изощренно пыталась довести его до какого-нибудь бессмысленного действия, но он оставался твердым как скала, мозг его выполнял любое задание, точно непреклонный компьютер.

— Так кто же тут не супермен? — спросила Гэйл в конце их последнего занятия.

— Никто, учительница.

— Давай сюда уши.

Она потянула его за уши, крепко поцеловала:

— Пока.

Он не виделся с ней много недель.

Наставником Гилеада в обучении ЭСВ был ничем не примечательный с виду маленький человечек, который как бы для маскировки носил скромное имя Уимс. Джо не особенно блистал в проявлениях ЭСВ. Оказалось, что к ясновидению он вовсе не способен. С предвидением было чуточку лучше, но это качество не развивалось, несмотря на практику. Лучше всего у него получался телекинез: он мог заставить слегка оживать игральные кости. Но, как уже заметил Котелок, от воздействия на движение игральной кости до передвижения тонн груза большое расстояние — и такое, что его, вероятно, не стоит преодолевать.

— Это, однако, может иметь другое полезное применение, — мягко заметил Уимс, переходя на английский. — Подумайте, что можно сделать, если вы сумеете повлиять на способность нейрона достичь определенного ядра — или преобразовать статическую возможность в массу.

Гилеад не стал над этим задумываться: это была отвратительная идея.

В телепатии он был туп до отчаяния. Однажды он смог без запинки назвать карты Раина, потом у него это плохо получалось в течение трех недель. Более высоко организованная способность к коммуникации, казалось, была вовсе недоступна ему, пока однажды, без всякой видимой на то причины, просто во время попытки назвать карты при помощи телепатии, он не обнаружил, что общается с Уимсом телепатически, и это продолжалось в течение целых десяти секунд — времени, достаточного для произнесения тысячи слов скоростной речи.