Роберт Хайнлайн: Кукловоды. Дорога доблести

Поэтому-то я и остепенился. Имя я сменил; Технологический сообщил, что я могу начинать подыскивать себе квартиру в Пасадине. Тут-то подоспела и почта — мама переслала её тетке, та — на адрес отеля, который я ей дал сначала, и вот теперь она добралась до меня. Тут были письма, прибывшие в США ещё год назад, пересланные в Юго-Восточную Азию, потом в Германию, затем на Аляску и ещё на разные адреса, пока наконец я не получил их в Сутелле.

Одно письмо предлагало мне ту же сделку насчет инвестиций, только теперь я должен был отстегнуть им ещё десять процентов. Другое было от тренера из колледжа — на простой почтовой бумаге, подписанное каракулями. Он писал, что «некие лица» хотят, чтобы сезон начался победой. Устраивают ли меня двести пятьдесят в месяц? Позвонить ему по домашнему телефону, разговор оплачен. Я разорвал это письмо.

Следующее было от Администрации по делам ветеранов, датированное днем моей демобилизации, в коем сообщалось, что согласно прецеденту «Бартон против правительства США», я являюсь «военным сиротой» и должен получать сто десять долларов в месяц для завершения образования вплоть до достижения двадцатитрехлетнего возраста.

Я хохотал до колик в животе.

Потом шла всякая ерунда, а за ней — письмо от моего конгрессмена. Он имел честь уведомить меня, что он, совместно с Ассоциацией ветеранов заморских войн, разработал пакет законопроектов с целью исправления ошибок, допущенных при определении статуса «сирот войны», что эти законопроекты были одобрены, и он счастлив сообщить, что один из них касается и меня и дает мне право получать пенсию для завершения образования вплоть до исполнения мне двадцати семи лет, поскольку мое двадцатитрехлетие прошло до принятия поправки. Искренне ваш и все такое.

Смеяться я уже не мог. Я подумал о том, насколько меньше дерьма или чего-то ещё я бы нахлебался со дня своего вступления в армию, если бы знал об этих ста одиннадцати долларах в месяц. Я написал конгрессмену благодарственное письмо, постаравшись, чтобы оно звучало получше.

Следующее письмо по виду было совершеннейшей чепухой. Оно было от Госпитального Фонда Лимитед и, надо думать, содержало просьбу о денежной помощи или информацию о больничной страховке, но я никак не мог взять в толк — почему кто-то в Дублине решил внести меня в свой список.

Госпитальный Фонд запрашивал меня, не являюсь ли я владельцем билета Ирландского госпитального тотализатора, номер такой-то и такой-то и соответствующего талона к нему? Этот билет был продан Дж. Л. Уезерби, эсквайру. Указанный номер выиграл во втором туре розыгрыша, и эта лошадь пришла к финишу первой. Дж. Л. Уезерби был об этом информирован, и известил фонд, что передал этот билет некому И. С. Гордону, которому отослал и талон к нему. Не тот ли я Гордон, есть ли у меня билет тотализатора и талон. Фонд желал бы быть уведомленным как можно скорее.

Последнее письмо имело обратный адрес Командования группы американских войск в Европе. В нём был талон к билету Ирландского тотализатора и приписка «Так мне и надо, дураку, чтоб не играл в покер. Желаю выиграть. Дж. Л. Уезерби». Штемпель на конверте был годичной давности.

Я долго рассматривал его, потом достал бумаги, пронесенные мною через несколько Вселенных. Нашел нужный билет. Он был весь измазан кровью, но номер был виден хорошо.

Еще раз перечитал письмо Фонда. Второй раунд розыгрыша…

Потом пересмотрел все билеты под ярким светом. Все были подделкой, но гравировка этого билета и талона к нему была четкой как на деньгах. Не знаю, где его купил Уезерби, но ясно, что не у того воришки, у которого я приобрел свой.

Второй тур… А я и не знал, что их больше одного! Оказывается, число туров зависит от числа проданных билетов — на каждый «пакет» стоимостью 120 тыс. фунтов стерлингов — тур розыгрыша. А я видел только результат первого…

Уезерби отослал талон и расписку моей матери в Висбаден, он, вероятно, уже был в Элмендорфе, когда я находился в Ницце, потом был отправлен в Ниццу, потом обратно в Элмендорф, так как Руфо оставил этот адрес в «Американ Экспресс». Руфо, разумеется, знал обо мне все и предпринял нужные шаги, чтобы прикрыть мое исчезновение.

В то утро, ровно год назад, я сидел в кафе в Ницце, держа в руках выигравший билет, а талон к нему уже лежал в конверте. Если бы я, читая «Геральд Трибюн», пошел бы дальше отдела личных объявлений, то обнаружил бы там результаты второго тура розыгрыша и не ответил бы на объявление.